Читать книгу Пушкин в шуме времени онлайн

Поляк:

• Когда б ты был при сабле…
• То я тебя

(указывая на свою саблю)

•             вот этим бы смирил.

Пленник:

• Наш брат русак без сабли обойдется:
• Не хочешь ли вот этого,

(показывает кулак)

•                  безмозглый!

Ремарка: «Лях гордо смотрит на него и молча отходит. Все смеются». Почему все смеются, нельзя понять при серьезном чтении. Сабля – фаллический символ. Жест поляка – ниже пупка, похабный. Поляк ненамеренно указывает на причинное место, пленник же отвечает прямо на языке «телесного низа» характерным, всем известным жестом, когда, показывая кулак, одновременно левая ладонь бьет по локтевому сгибу правой – обозначение того «оружия», что ниже пупка, но сбоку не бывает.

«Шутки, порожденные сердечной веселостью», построенные на снижении серьезного до уровня бытового, на выпячивании негероического, плотского, будучи замеченными, позволяют посмеяться не только над простым людом, но и над «нобилитетом», включая самого Бориса.

Воротынский во второй встрече с Шуйским оказывается настоящим ванькой, деревенщиной, ибо не понимает, когда надо кое-что помнить, когда – нет. Читателю тоже стоит что-то вовремя вспоминать и вовремя забывать, ибо серьезность Пушкина в драме – это еще и серьезность блестящего острослова, не выдающего шутки улыбкой.

Не один пушкинский критик сетовал на неестественность самообнаружения Годунова, его поведения по поговорке «на воре шапка горит». Он слишком явно обнаруживает на людях внутреннее смятение: при первом известии о самозванце в разговоре с Шуйским он краснеет и сам чувствует, как кровь «в лицо / Мне кинулась – и тяжко опускалась»; в течение речи патриарха на виду у всех «государь бледнел и крупный пот с лица закапал». Состояние Годунова в этой мизансцене сакцентировано ремаркой Пушкина, хотя достаточно было и слов боярина, сказанных другому о бледности и поте государя. Строгий классик Катенин указывал на эту ремарку, как на пример слабости драматической выдумки автора драмы, но не сомневался в мучениях совести, которые выдает внешний вид царя. Похоже, такое же впечатление сложилось у Белинского, по мнению которого Борис из-за неумения Пушкина превратился в героя мелодрамы. Однако причины эмоциональной несдержанности Годунова могут иметь совсем иной, не совестливый источник. Воспользуемся «царской» ассоциацией, т. е. тем, что известно было о другом царе, совсем и совсем не обойденном вниманием людей просвещенных – о Генрихе IV. Наделенный массой достойных качеств, этот король имел милую слабость. Телеман де Рео в своей истории не обошел ее молчанием: «При всей храбрости короля, говорят, будто стоило сказать ему: „Враги идут!“, – как с ним приключалась медвежья болезнь»[81]. Похожий диагноз мог бы объяснить и недраматургическое поведение Годунова.