Читать книгу Пушкин в шуме времени онлайн

Убить законного царя – значит отделить власть от святости, править людьми от своего имени, не именем Бога. Понимал ли это Борис? Конечно, но посчитал, что для Бога, как и для рассудительного человека, убедительны соображения пользы. Ведь он, Борис, как бы и не для себя хотел царской власти, для народа, его «в довольствии и славе успокоить». Подобно рылеевскому Годунову, пушкинский посчитал, что Бог, увидев конкретные дела народолюбца, признает, что тот был прав, и задним числом компенсирует недостававшую святость. Кровь убитого младенца не будет сниться, спокойный сон сойдет на вежды. Не только дела Годунова будут вопиять о себе, но и народ, весь народ будет просить за Бориса перед лицом Бога словами молитвы, специально для этого сочиненной по приказу Бориса[79].

• Царю небес, везде и присно сущий,
• Своих рабов молению внемли:
• Помолимся о нашем государе,
• Об избранном тобой…

Пораженный ударом болезни, Годунов признает, что убийство царевича было не «малое единое пятно», святость – не фантом и не предмет торга, что и он виновен перед Богом. Но и тогда весь ужас содеянного не доходит до него. Его последняя надежда, что он «один за все ответит Богу», его вина уйдет из мира вместе с его смертью, жизнь пойдет в соответствии с тем порядком, который был до его вмешательства. Сын его будет царствовать уже по старому праву. Но этого уже не может быть.

С отторжением святости от престола исчезло и само право в прежнем его понимании. Оно трансформировалось в новое, основанное на дерзости. Дерзость и является видимой движущей силой событий трагедии. Это мы видим с первой же сцены разговора Шуйского с Воротынским:

• – …ведь мы б имели право
• Наследовать Феодору.
• – Да, боле, Чем Годунов.
• – Ведь в самом деле!

Мысль названа. Далее уже – дело методов. У Годунова – убийства, у боярской пары – свои:

• Давай народ искусно волновать,
• Пускай они оставят Годунова…

После небольшого разговора появляется «право» в самой откровенной формулировке:

• Он смел, вот все – а мы…

Словом, «кто смел, тот и съел», тот и на трон сел. По той же модели, по которой «Вчерашний раб, татарин, зять Малюты» смог взять «венец и бармы Мономаха», может поспеть за боярством родовым и совсем неродовитый Басманов: