Читать книгу Умри вместо меня. Повести и рассказы онлайн

Я подошел к мольберту. Босх мог писать портрет одним ударом кисти, прочитал я в одной старинной книге. Сколько же утянул у Иеронима, как подпитался новатор

– Сальватор! И никто этого, похоже, не заметил. Ну что ж, на то они и великие мастера живописи. Я понимал, времени у меня в обрез, истерики, эксцессы непременно повторятся, и не протянет Регина долго на скудной кормежке

– овсянка да вода, мне не нужны были голодные обмороки. Я же не собирался писать Умирающего Лебедя.

Краски обильно ложились на холст брызгами водопада, создавая объем и плоть портрета, удивительное лицо Регины.

– Не улыбайся, жестко держи губы, запомни, ты – злая, злая птица, – говорил я, словно открывая себе и миру некий универсальный код.

Разве я покривил душой? Разве добры птицы? Даже голубка, самая мирная тварь, объект умиления и трогательных рисунков, посмотрите, какой яростью наливаются ее глаза, когда она, как зэчка, клюет другую голубицу. Вот женский характер: забота о детях, радение о семейном очаге – все флер, для успокоения совести, чтобы затушевать сущность.

Если взять мировую живопись, изображение женщины, что это как не судорожные и почти безуспешные поиски идеала? Велика смелость писать Божью Матерь со своей жены или подружки! А возьмем иных фигуранток, попроще, пухленькую курицу Форнарину, которую сразу хочется уложить в койку, или Ренуаровскую актриску Сомари, их разделяет лишь время, подход тот же. А уж Саския? У меня бы треснули кости, усади я на колени такой оковалок. Исключение, пожалуй, только Весна Ботичелли, она действительно красива в небесном парении. Единственное мощное разрушение канона, конечно, Мона Лиза, притягивает, намагничивает, а все думают, что заворожены улыбкой. Темна флорентийская тайна, не спасает нежная дымка сфумато, недаром хлопнулся в обморок чувствительный Стендаль, увидев Джоконду в Лувре. Она не мила и не женственна, в традиционном смысле, но так ли уж непроницаема завеса? Сколько прожорливых жуков копались в жизни Леонардо, более загадочной, чем портрет, пытаясь вызнать, какой бес водил его кистью, не запечатлел ли он себя в Моне Лизе… Я тоже размышлял, возможно, это любовница Медичи Пачифика Брандано, тому много свидетельств, но за пять лет работы мастер так свыкся, сросся с моделью, что на холсте явился некий андрогин