Читать книгу Разворошивши, улыбнись! Сборник короткой прозы онлайн
Ну, вот и всё, и на лице личина. Теперь пусть мне что знают говорят:
Я ряженый, пусть маска и краснеет.3
– Как мило, что Вы о жене так заботитесь, – сказала мама, вонзая кинжал в спину дочери.
О, мама, как можешь ты так со мной поступать, если бы ты знала, то никогда б о ней и слова не сказала, возопила Роза внутри, отворачивая лицо и пряча слезы в улицу, устремляясь к окну быстрым шагом, придавая своим жестам и походке признак заинтересованности в чем-то эдаком. Роза встала у окна, оперившись о раму руками, и продолжила слушать, что такого преподаватель расскажет о жене – из того ли разговора она узнала, что её зовут Фрида? Нет, не из того, конечно, потому что тогда они как-то затихли, словно тема вдруг зашла о чём-то инфернальном или предназначенном только лишь для избранных (тем же вечером Роза пыталась выведать у матери, что же такого они с Геннадием Викторовичем обсуждали, но её корабль наткнулся на косу и сел на мель, и дабы избежать повреждения коры, она не продолжила наседать, оставила все, как есть, осталась немного обиженная и в горьком неведении). Так вот она стояла у окна, позволяя теплому майскому солнцу сушить её щеки, и смотрела в свободное от белых барашков небо; несмотря на смущающее предчувствие беды – нашествие саранчи или жаб, огненный град, а, может, это просто Гена ей что-то приятное скажет или заметит, что она больна? – она улыбалась приближающемуся лету: большому солнцу, предстоящим грозам, зеленому океану, мерцающему и поблескивающему, сплошь укутывающему парки и улицы, запаху сливового варенья – то варила бабушка Майя, когда наведывалась в Петербург. И она бы убежала мыслями дальше, ан нет, уже «Розочка пойдем» прозвучало, приправленное «моя милая», уже взяли её за руку тонкие, окольцованные перстнями пальцы матери; и быстро-быстро Роза переключилась с Гены на холодный металл, коснувшийся её кожи, на блеснувший на солнце массивный кристалл – фу, нелепость, да и царапает часто.
Дело в том, что мать почти принудила её, Розу, учиться играть на пианино, как, впрочем, принуждала ко многому – к урокам французского: «Bonjour, je m’appelle Rose. Comment allez-vous?»4, «Nom de famille Smirnova, mais peu importe, faites comme si j’étais Voskresenskaya!»5; к еженедельным походам в галереи и изучению живописи, но только не пресловутого авангардизма, лишенного, по мнению матери, живого чувства («О, милая, все эти фовизмы и кубизмы ни к чему хорошему не приводят»), и к заучиванию поэм любимого писателя матери Лермонтова: