Читать книгу Разворошивши, улыбнись! Сборник короткой прозы онлайн

И вот она снова входит в дверь – та непременно за ней скрипит, уговаривая как бы развернуться и, победоносно расправив плечи, явив миру и идущим навстречу прохожим прелестные ключицы, уйти из магазина, наплевав на всякие там зефиры, и на Гену (тогда она была смущена, сбита с толку тем, что её преподаватель наверняка будет смущен и сбит с толку тоже: в последнее время между ними какая-то неловкость); вот входит она в дверь, хмуря брови, отстраняясь от уговоров дверных петель, и улыбается, открывает зубы Гене, тянет к нему дрожащую немного руку.

– Здравствуйте! – Волнующимся голосом сказала она, отмечая, что он обрадовался – с ней ли встречей или просто сам по себе сегодня был в хорошем расположении духа? – Здравствуйте, Геннадий Викторович, а я тут с мамой. Мы за зефиром.

Ей было неловко вот так запросто встретиться, она даже не успела подготовиться – обыкновенно она причесывается, укладывает немного локоны, чтобы те смотрелись ухоженно, припудривает носик, напомаживает легким слоем губы, репетирует улыбку – ту самую, что наденет, едва входная дверь откроется. Необычно было, что не выбежала ей навстречу болонка Воскресенского, как та обычно это делает, когда она приходит на занятия, поэтому Роза вмиг раскраснелась от чувства неловкости: где же Бонни, почему не прыгает она на задних, не облизывает ей руки? Роза опустила глаза, ища болонку, и, не найдя её, совсем потухла, но тогда уж подплыла её мать: полногрудая Лидия Михайловна, причалив к Геннадию Викторовичу вслед за дочерью, улыбнулась и начала беседу о всяком малополезном – а видел ли Геннадий Викторович новый с ней спектакль? Как же такое может быть, что нет? Если он пожелает, она сможет достать ему лучшие места, да притом с огромной скидкой, если не совсем бесплатно. А какой на его вкус зефир здесь лучший? Вон тот, что весь залит белым шоколадом? Роза все стояла, незаметно для окружающих ломая пальцы, и искала на полу болонку, чтобы понять, как улыбаться. Ей тогда показалось странно, что он не заметил её волнения, не спросил, не больна ли она, хотя очевидно было, что она стоит вся красная, потерянная: мог бы поинтересоваться ради приличия, хотя бы затем, чтобы казаться в глазах её матери участливым, добрым человеком, которому можно доверить ребенка. Но разве она ребенок? Решительно и твердо: нет. Роза искала на прилавках то, на что смогла бы отвлечься, но каждый предмет – сыр весь в дырочках, пирожок с капустой, бутылка дюшеса, пачка сливочного масла, зубная щетка, – каждый предмет ровным счетом стирался, терял свое название, когда рядом стоял он, и ничто не могло соревноваться с темно-коричневой пуговицей его пиджака, кстати, уже расшатанной, почти оторванной. Вот они встали в очередь; он галантно пропустил их вперед, продолжая на ходу беседовать с матерью, хотя сам, была убеждена Роза, витал в облаках: едва ли кому-то может быть интересна болтовня Лидии Михайловны. Они стоят в очереди и вдруг становится ясно, что Гена в магазин пришел затем, чтобы купить жене, приезжающей на следующей неделе, «коробку конфет и ещё массу всяких сладостей, которые она так любит». Коробку конфет! Роза стрельнула глазами в ту полку, что хранила на себе будущее лакомство супруги Гены, и пожелала, чтобы они сгорели и расплавились, и чтобы потек шоколад прямо сейчас куда-то вниз, чтобы всё поскользнулось в нём и из магазина выплыло прямо на улицу, оставив их наедине.