Читать книгу Пушкин в шуме времени онлайн

Реконструируя историю замысла «Евгения Онегина», И.М. Дьяконов так описывает еще планировавшегося героя: «Тип светского молодого человека, ведущего обычную для своей среды распущенную жизнь, поверхностно „просвещенного“, умного и потому чуждого дворянской и иной „толпе“, однако и политические идеалы своих современников разделяющего лишь поверхностно и скептически». Эти общие черты, вплоть до «ума» и «просвещенности» есть и в графе:

  •                        …так у нас умы
  • Уж развиваться начинают?
  • Дай бог, что просветились мы!

Совпадают и некоторые «личные особенности», как-то: «положение неслужащего дворянина, мимо которого (хотя он ровесник А. Н. Раевского и Пети Ростова) прошла война 1812 г.; <…> начитанность на уровне современной политической и литературной мысли; <…> отсутствие интереса к другой литературе, кроме модных новинок конца 10-х годов (Байрона, Констана, Метьюрина, пожалуй, Скотта)»[120]. «Авторская характеристика – „полурусский“»[121]. Герой принадлежит тому слою общества, где

  • …говорят не русским словом,
  • Святую ненавидят Русь.

Эта цитата из стиха Кюхельбекера раскавычена в поэме: граф

  • Святую Русь бранит, дивится,
  • Как можно жить в ее снегах,
  • Жалеет о Париже страх…

Комментаторами «Онегина» всячески подчеркивается ущербность этого слоя. «Идеологический облик героя весьма определен. Он представляется нам как общественный тип, далекий от декабристских идеалов и от позиции самого автора. Герой отделен от автора политическим водоразделом», – писал Ю.М. Лотман[122]. Те же суждения должны быть отнесены и к Нулину. Тогда мы сталкиваемся с довольно ехидным вопросом: если Пушкин пародирует декабристов, то почему герой, носитель пародического эффекта, столь отличен по облику от «декабриста в повседневной жизни» (Ю. М. Лотман)? Было бы понятнее, если бы Нулин был неким вариантом Чацкого, три года мотавшегося в чужих краях и подобного Нулину по пылкости любовных чувств. Впрочем, так ли велика, как кажется, дистанция между Чацким и Нулиным? Не является ли ощущение несопоставимости этих героев просто плодом нашего предубеждения (мол, длинен волос, да ум короток) к парижскому франту? Поставим вопрос иначе: почему Пушкин так сосредоточен на внешности, «модности» этого персонажа? Потому ли, что не видит в нем ничего более существенного? Или, наоборот, суть дела состоит именно в модности, но в ней Пушкин и его современники видели нечто иное, чем мы.