Читать книгу Пушкин в шуме времени онлайн

Рассказ Тита Ливия о насилии над Лукрецией сына царя Тарквиния Гордого заканчивается описанием восстания, поднятого Луцием Юнием Брутом, изгнанием царя вместе с сыном и установлением республиканского правления. Намерением декабристов также была смена силой оружия монархии на республику. Вот на что намекал Пушкин в «Заметке». Отсюда и появился Публикола – «друг народа», эвфемизм «республиканца».

Далее, в пушкинской заметке есть вычеркнутые слова после фразы «Брут не изгнал бы царей». Вычеркнутое читается как «Цари под кинжалом». По комментарию Б. Эйхенбаума, «Пушкин, очевидно, разумел расправу с царями»[109]. Почему «с царями», а не в единственном числе – с царем? Из Тита Ливия это не ясно. В связи с этим любопытно свидетельство Цицерона. В рассуждениях о том, что нравственно прекрасное дело, ведущее к пользе и благу, не может одновременно быть и позорным, Цицерон дает пример: «Когда первые граждане (Рима. – А. Б) решили уничтожить родню Гордого, имя Тарквиниев и память о царской власти – а это было полезно, – то позаботиться об отечестве было делом столь прекрасным в нравственном отношении, что даже Коллатин должен был это одобрить»[110]. Как известно, в планы декабристов входило свершение такого же деяния – истребление царской фамилии; и они считали подобное «нравственно прекрасным». Как видим, «камешки» летели совсем не в Шекспиров «огород».

Есть и «шпильки».

Пушкин прекрасно знал, что идея использовать сюжет «Лукреции» для «пародирования истории» принадлежит не ему. «Первопроходцами» были «молодые якобинцы», не согласные с исторической концепцией Карамзина, вычитанной ими из предисловия к «Истории государства Российского». «Некоторые остряки за ужином переложили первые главы Тита Ливия слогом Карамзина. Римляне времен Тарквиния, не понимающие спасительной пользы самодержавия <…>, – конечно, были очень смешны» (VIII, 68; курсив Пушкина – А. Б). Весьма возможно, что в ней фигурировали и Публикола, и Брут, и проповедники «прелести кнута». Эта пародия если и не навела Пушкина на мысль о пародировании исторической ставки самих пародистов, то, несомненно, могла в ней укрепить.