Читать книгу День Филонова онлайн

«Мертвецы величаво и важно ели овощи, озаренные подобным лучу месяца бешенством скорби».

Это пишет Хлебников о Филонове – а вот что он говорит до того: «Я встретил одного художника и спросил, пойдет ли он на войну? Он ответил: „Я тоже веду войну, только не за пространство, а за время. Я сижу в окопе и отымаю у прошлого клочок времени. Мой долг одинаково тяжел, что и у войн за пространство“»[2].

Представляется, что в книге Сергея Круглова происходит именно это. Автор последовательно ведет войну за время – за бренный, преходящий, беспомощный мир, в котором оседает, оплывает, становится пищей огня, воды и болота, переплавляется во что-то совсем другое, обычная человеческая жизнь, поэзия, проза, музыка, философия, возомнившая о себе контркультура и радикальная политика.

Археолог с пинцетом и кисточкой, вылавливающий в толще цветные осколки, аккуратно складывающий, склеивающий, узнающий, удивляющийся находкам,

• («мы – поэты второго ряда
• о нас никто не помнит
• время выбивает нас первых
• мортиры времени бьют навесом
• метят в тех кто стоит шеренгой блистая
• в первом ряду
• но время такое время
• у него всё время —
• перелёт»)

ошибающийся, сочетающий не тех не с теми, пишущий современников с маленькой буквы, склеивающий в два катрена уголовную традицию и Мандельштама,

• (Кто не вкушал салатов недоетых,
• Не игрывал в жестокие снежки,
• Не лазывал на ваши табуреты
• Читать свои бессмертные стишки,

• Тому синички-норны спели
• И коготками норку выщербили в льду,
• И сизых звёздочек наколотых чреду
• Под килевидной маечкой продели.)

периодически обнаруживающий, что собирает об эти слова – себя, но не прекращающий работы.

Потому что, конечно, бытие Божие доказано раз и навсегда, и, как в той известной книге, «все просто»:

• вид на осло-фьорд с холма экерберг
• здесь кончается
• небо
• писанное не кровью но гноем

• ветер из отверстой, настолько
• отверстой человеческой дыры
• рушит декорации надувает
• паруса парусии

• Ты не сможешь не прийти
• на такой зов

И мир больше, и в нем всему есть место, а ад смешно и неприлично мал – и несущественен во всех смыслах слова.