Читать книгу Я – пилигрим к Себе, Царю. Цветник духовный. Составитель – Владислав Цылёв онлайн

<…> В нашем саду не только не услышишь ни одного соловья, здесь нет даже намёка на присутствие птиц; возможно, из-за охотников, которые заявляются сюда каждое воскресенье; но иногда среди ночи я просыпаюсь от [странного] зова, зова, доносящегося откуда-то из низины в долине, зова, исходящего от всей полноты сердца….

Этот сладостно восходящий голос, который, разливаясь, не перестаёт нарастать, подобен какому то совершенному существу, переходящему в голос, в котором и форма, и жесты его, и руки, и лик – всё превращается в голос, ночной, восхитительный, заклинающий голос. Порою откуда-то издалека сама тишина доносит его к моему окну, и мой слух тогда поглощает его и медленно втягивает в комнату, и через ложе – в меня.

<…> А вчера я обнаружил их всех – соловьев – и смиренно, облачённый в вуаль ночного ветра прошёл мимо них, – о, нет, посреди них – как сквозь сонмы поющих ангелов, которые то и дело слегка расступались, казалось, чтобы меня пропустить: но затем они снова теснились передо мной и снова сходились за мной. И я слышал их до невозможности близко. Именно там я нашёл их: во всех этих старых, заброшенных парках (и в том самом из них – с прекраснейшим домом, стены которого так медленно разрушались, будто орудия времени были нацелены прямо на них; и в том, что перерезан был пополам железной дорогой и выставлял напоказ свои внутренности, как лопнувший фрукт, изрядно увядший и покрытый весь плесенью; и чуть дальше – в густой парковой чаще), а также за ними и выше – в закрытых садах Оранжереи. А с другой стороны трели разносились над старинными стенами Ратуши, а потом возникали вдруг рядом со мной – из зарослей дремучего садика, что утопал за живыми изгородями в объятьях сирени: эти трели были так различимы и в тоже время так тесно сплетались с кущами этого садика, погружённого в себя в ночном полумраке, словно на картине из кружева едва узнаваемо было очертание птицы, сотканной из тех же узорчатых нитей, которые запечатлевают и цветы, и листву, и убранство восхитительной роскоши.