Читать книгу Крупицы онлайн

Признание Кирсанова в поэзии нашло отражение в дальнейшем в том, что он стал преподавателем филологического факультета МГУ, а сборники его стихов расходились по стране огромными тиражами.

Юрий Жданов.

«… Чай был очень кстати. Продолжавшийся ливень настроил на обстоятельную беседу. Сначала говорили о хозяйстве, которое было на добром счету и успешно продвигало в степные дали стрелы лесных полос. При каком-то повороте беседы хозяин упомянул Томаса Мора, который настаивал на сочетании сельскохозяйственного и промышленного производства в своей «Утопии».

В углу комнаты стоял бюст Лермонтова, как оказалось, любимого поэта хозяина, биографию которого он знал во всех деталях. Пошли стихи: сперва Лермонтова, затем Тютчева, Есенина, потом немудрящие свои.

По стенам висели акварели; как выяснилось, хозяин не был чужд живописи. Он в деталях сравнивал достоинства тициановой «Венеры» с «Обнаженной махой» Гойи, отдавая предпочтение последней. Его знание передвижников и Левитана поражало.

А потом, солдат минувшей войны, он сравнивал оценку Наполеона, данную в трудах Стендаля и Тарле, анализировал действия Куропаткина в Манчжурии и Дмитрия Донского на Куликовом поле. Русских военных теоретиков и полководцев он знал хорошо.

Поздно вечером, настроившись на философский лад, он объяснял, почему этюды Мечникова помогают понять творчество Шопена и за что Толстой любил «Опыты» Монтеня. Напомнив что-то из «Максим» Ларошфуко, хозяин пригласил нас к отдыху.

На всю жизнь запомнилась эта встреча в степной глуши в великий дождь на Донщине».

Вот и мне запомнились встречи, о которых вы только что прочли.

Я старый бедный еврей. Но не музыкант и не портной. Для того, чтобы быть ими, надо быть ну полным евреем. А я не такой. С еврейской аурой подкачал мой отец. Он был полным евреем, но не настоящим. Обождите, не торопите меня. Щас все объясню.

Отец шить не умел, хоть и играл на многих инструментах. И родился он, судя по некоторым факторам, не в самой бедной семье. К примеру, его отец, то бишь мой дед, нашёл деньги не только на поездку на пароходе в Нью-Йорк, но и в карман положил сорок семь немецких марок. А для 1910 года сумма вполне пригодная для того, чтобы прожить на американской земле некоторое время. Правда, житель украинского местечка, скорее всего, не знал законов страны в которую прибыл, и эти деньги по прибытии не задекларировал как положено. Это было отмечено таможенным инспектором Morrison и возможно повлияло на то, что дед вынужден был вернуться на родину. Правда, память о посещении Нью-Йорка все же сохранил, сфотографировавшись на South Street в Goldstein Studio.