Читать книгу Пути русской любви. Часть I – Золотой век онлайн

В 1837 году в Нижегородский драгунский полк, которым командовал Безобразов, был сослан Михаил Лермонтов, прославившийся своим бросающим вызов светскому обществу стихотворением на смерть Пушкина. А через четыре года Безобразов приедет на похороны Лермонтова и будет нести его гроб.

VI

Эстафета романтизма. Любовь-страсть. Два пути романтической любви. Любовь-стремление. Похитители любви. Верные мечты. Лесть вместо любви. Передача эстафеты

Молодой Лермонтов вникал в «чудные песни» Пушкина, переписывал поэмы и разделял с ним его познание людей. Вместе с тем Лермонтова отличало пристальное внимание к собственным душевным состояниям, глубину которых он открывал в сочетании чувства любви и осознания своего острого ума и поэтического таланта. Все бурные события молодости обращались в борьбу внутренних сил так, что он находил «корень мук в себе самом». Для Лермонтова любовь – сильнейшая страсть, средоточие его сердечных порывов как выражение подлинного «я»:

  • Не верят в мире многие любви
  • И тем счастливы; для иных она
  • Желанье, порожденное в крови,
  • Расстройство мозга иль виденье сна.
  • Я не могу любовь определить,
  • Но это страсть сильнейшая! – любить
  • Необходимость мне; и я любил
  • Всем напряжением душевных сил.

И в гордой душе героя-романтика напрасная отвергнутая любовь несомненно «взбунтует, мщением дыша»:

  • Отныне стану наслаждаться
  • И в страсти стану клясться всем;
  • Со всеми буду я смеяться,
  • А плакать не хочу ни с кем;
  • Начну обманывать безбожно,
  • Чтоб не любить, как я любил;
  • Иль женщин уважать возможно,
  • Когда мне ангел изменил?

Ю. М. Лотман, анализируя творчество Лермонтова, указывает на два пути любви романтического героя. Во-первых, романтическая схема любви содержит «невозможность контакта: любовь всегда выступает как обман, непонимание, измена». Во-вторых, «невозможность в любви вырваться за грань непонимания создавала рядом с трагической – реальной – любовью идеальную любовь-стремление, в которой объект ни в коей мере не мог наделяться чертами самостоятельной личности: это было не другое „я“, а дополнение к моему „я“ – „анти-я“… мое идеальное инобытие… Это не человек, а направление моего движения».