Читать книгу Последняя утопия. Права человека в истории онлайн

Вопреки новизне изучаемой тематики специалисты, занимающиеся правами человека в историческом разрезе, подходят к ним примерно так же, как некогда церковные историки подступались к своему сакральному предмету. В их интерпретации базовые принципы прав предстают не итогом длительной эволюции, а внезапно обретенной спасительной истиной; аналогичным образом церковный хронист воспринимает христианскую религию. Если то или иное историческое явление можно истолковать как провозвестие прав человека, то его предлагается считать отправным пунктом, прямиком к ним и ведущим, – подобно этому церковная история долгое время воспринимала иудаизм как протохристианское движение, не сумевшее разобраться в своем истинном предназначении. Соответственно, к героям, почитаемым в качестве пионеров идеи прав человека, – во многом, кстати, они уподобляются апостолам и святым, почитаемым церковными историками, – относятся, как правило, с некритическим восхищением. Агиография, стимулирующая нравственное подражание тем, кто бесстрашно шагает в пламя4, становится тем самым главным жанром. Наконец, организации, которые начали заниматься институционализацией прав человека, тоже воспринимаются как аналог ранней церкви: в них видят новорожденное, но, хочется надеяться, всемирное сообщество верующих, отстаивающих добро в юдоли слез. Если дело терпит неудачу, то сугубо из‐за того, что вокруг слишком много зла; если же оно торжествует, то не в силу случая, а исключительно потому, что это дело – правое. Подобные подходы порождают мифы, которых новое движение жаждет или в которых нуждается.

Такая мифология вполне соответствует общественному и политическому консенсусу относительно того, откуда взялись права человека. В комментариях журналистов и в речах политиков права человека обычно фигурируют как нечто древнее и самоочевидное. В качестве наиболее значимой вехи историко-экспертное знание указывает на 1940‐е годы, ставшие временем решающего прорыва и последующего триумфа. Некоторые наиболее именитые наблюдатели – например, Майкл Игнатьев – считают права человека стародавним идеалом, который наконец-то обрел полную силу, сделавшись реакцией на Холокост. Возможно, это один из наиболее распространенных мифов об их происхождении. В 1990‐х годах, когда Юго-Восточная Европа и некоторые другие регионы планеты вступили в полосу этнических чисток, права человека заняли необычайно значимое место в западном публичном дискурсе. В общественном сознании того времени прочно утвердилось представление о том, что с самого момента зарождения идеи прав человека на волне осмысления Холокоста она все глубже и глубже внедрялась в человеческое сознание, обернувшись в конечном счете моральной революцией. Впав в эйфорию, многие верили, что очищающая моральная программа, родившаяся из‐за шока, вызванного Холокостом, и практически неоспоримая в своих предпосылках, вот-вот заменит собой выгоду и власть в качестве фундаментальных оснований международной жизни. Однако в этой картине в пренебрежении оставалось то, что без преобразующего воздействия событий, имевших место в 1970‐х годах, права человека никогда не смогли бы стать сегодняшней утопией и вокруг них не сконцентрировалось бы целое социальное движение.