Читать книгу Self Study. Заметки о шизоидном состоянии онлайн

13. Замкнутый, самодостаточный, ушедший в себя, неэмоциональный, равнодушный, отстраненный, одинокий – таковы наиболее распространенные характеристики, которые стали ассоциироваться с шизоидным расстройством личности с тех пор, как Блейлер впервые описал его первую симптоматику. В качестве альтернативы можно рассмотреть Нору Кафки – рассказ о неизвестном животном, которое роет всё более сложный лабиринт подземных туннелей, чтобы защититься от не-

определенной внешней угрозы. Но утомительный монолог главного героя приводит измученного читателя к осознанию, что защита лабиринта – это самообман и невидимая опасность выдумана, а подземное жилище в конечном счете является могилой. И вот я задаюсь вопросом: призвано ли мое теоретическое рытье нор раскрыть мой внутренний мир перед другими и открыть меня реальности, или же оно в конечном итоге задергивает занавес, который делает меня невидимым и не дает мне видеть? Не сродни ли моя параноидальная мысль радару, который сканирует темное небо в поисках несуществующих злобных чужаков? «Клетка пошла искать птицу» – так это описывает Кафка в своем дневнике. Жидкое ядро шизоида, как в кокосовом орехе, требует прочнейшей скорлупы. Необходима практика самоограждения, которая может перерасти в самопритеснение. Подобно героям Кафки, самому Кафке и многим другим, я по большей части жертва своих собственных действий.

14. Бóльшая часть исследования, которое привело к возникновению этих заметок, была проведена в кофейнях по всему городу. Я чередовал несколько различных заведений, так как предпочитал оставаться незамеченным, а не быть признанным в качестве постоянного клиента. Эта тактика доведена до крайности одним из шизоидных пациентов Лэнга: «К убеждению, что он – никто, что он – ничто, добавилось жуткое ощущение честности этого факта: быть ничем. <…> Анонимность является одним из способов магического перевода этого убеждения в факт. <…> Место его проживания – нигде. Он ехал откуда угодно куда угодно; у него не было прошлого, не было будущего. У него не было имущества, не было друзей. Будучи ничем, не зная никого, не известный никому, он создавал условия, облегчавшие ему веру в то, что он никто». Схожим образом, посвящая свои книги четырем формам жизни и при этом живя в том, что ощущается как личная и межличностная пустота, я не могу выбросить из головы мысль Лукача о том, что жизнь не имеет смысла в себе и для себя, но «сводится лишь к соотношению с чем-то еще, а это соотношение ничего не означает и тем не менее полностью исчерпывает поэтическое существование. По крайней мере, на мгновение; но жизнь и состоит из подобных мгновений». Даже если я всего лишь соотношусь с самим собой, как в этих заметках, это осознание – скромная гарантия того, что я всё еще существую.