Читать книгу XIBIL. ЯВ.VII:I онлайн

«Кариес сердца моего, – причитал Улисс, – вчера ты мне сказала: нам надо поговорить. С дикцией у тебя не очень, твою артикуляцию поймешь, если захочет случай, – но я все понял по глазам. Жаль терять такую женщину, у нее идеальная для фаты форма головы». Авраам устремил завистливый взгляд на овал ее лица и признал в нем исключительную геометрию, которую не мешало бы отвандалить. Осклабившись нечетным количеством зубов, Suka слегка испортила первое впечатление. А когда стало ясно, что незначительная доработка базовой комплектации не исправит ошибок, допущенных на производстве, нимб над ее головой и вовсе громко треснул. «Она прощалась многозначительной улыбкой; о привычке улыбаться ее лицо не в курсе: из-за того, что у нее косит один глаз, и он смотрит туда, куда ему больше нравится, да и другой не совсем благополучный, и из него вечно что-то сочится, мне иногда казалось, будто она сознательно строит мне рожи; я не в силах забыть эту манящую, соблазнительную линию, оттягивающую щеки к ушам: рта ее касается легкая судорога, и она обретает вид загадочный и оторопелый, как будто ее неудачно подстриг кот. Таких женщин единицы, и я влюбился в нее с первого взгляда всего за неделю. Я говорил ей: дикая бестия, заведи меня в тупик! как жаль, что уши у нее трещат по швам от серы, – и мы не смогли объясниться. Мнилось мне, будто, замуровавшись в своем будуаре, она будет исполнять тягостный чин покаяния». – «Возможно, она просто готовится». – «Я ей позвоню», – заключил Улисс голосом, в котором зазвучали интонации Ромео. «Без истерик, – отрезал Авраам, перехватывая телефон. Он ясно давал понять, что намерен срывать наслаждения там, где их найдет. – Отдай эту роль мне, ты не умеешь дисциплинировать свои чувства и в таком состоянии наговоришь лишнего». Его сердце находилось в колебательном состоянии, разгоняя первобытные намерения и тем самым создавая необходимые условия для будущего проявления благих устремлений. Авраам приготовлял рот, когда как в этих казематах сидели отпетые рецидивисты. Он предложил отдаться на попечение чужому остроумию, которое до нкоторой степени искупит недостаток ораторских способностей. «Но…» – «Аллоу!» Решив зайти с козырей, Авраам назвался иеговистом, отбирающим людей для массового ритуального всесожжения. Придав тем мистический оттенок разговору, этот картограф инфернальных пейзажей окончательно воспарил над меридианами своих фантазий. Он молвил, подобно безумному королю, размахивающему увесистыми интонациями перед своими вассалами; разражаясь разоблачающими обвинениями, он не забыл никого, оставив даже несколько нелестных слов для собаки, которая случайно проходила мимо со сладострастным выражением лица: ее он наградил особо оскорбительным эпитетом. «Я не понимаю». – Женский голос, очевидно, не выказывал потребности в диалоге. «Ах, она не понимает». Авраам злорадно улыбнулся, и его лицо словно треснуло посередине. В изящных глаголах он ее проклял, обнаружив тем самым свои предосудительные намерения. В рамках того репертуара движений, который был вложен в него яростью, он напутствовал ей отправиться на минеральные воды для лечения от всяческих подергиваний, кои, полагал он, следствие необычайной общительности ее плоти: ему вовсе не хотелось отягощать и без того недобрую славу некоторых ее общедоступных мест, но многие явно заглядывали на этот постоялый двор, страдая суетным любопытством. Вытряхивая на несчастную неоскудевающий запас порицаний и называя ее всякой тварью, которую промысел создал для сравнений, Авраам не имел надежды остановиться. Сосредоточенно выбирая из своего запаса непристойностей ту единственную, которая позволит ему расписаться в своих предпочтениях, он продолжал петь панегирики и деликатно клясть. «Кто говорит?» – «Вижу, вы заинтригованы. А чем вы занимались в ночь на первое мая? Вас ждали, на вас рассчитывали». – «Кому вы звоните?» – «Гниль! Мусор! Пищевое отравление! Карбункулезная бородавка! Перхоть! Грибок стопы Франкенштейна!» – «Да что такое?!» – «Нет, Ахиллеса. Не вешайте трубку, я не закончил, – сказал Авраам и продолжил обрушивать на голову собеседницы каскады эрудиции: – О, клоака порока! Уродливая безволосая мышь! Глупая обезьяна! Исчадие мерзости!» До некоторого времени Улисс оставался безмолвным секундантом, чья выдержка не оставляла надежд на двусмысленность. Он бурно выражал спокойствие со своего возвышенного насеста и неприязненный яд изгонял из пораженных недр своих. Пароксическое трепыхание света появлялось в стеклянной мгле его глаз, а также на некоторых других участках его увлекательного лица. «Я не знаю, с кем ты там кокетничаешь, – говорил Улисс, безудержно играя бровями и тыкая в плечо Авраама своим восклицательным знаком, – но явно с кем-то другим». Со следами неумеренной злости на лице Улисс ринулся на дипломата. Он схватил Авраама за воротник, слегка подпортив его экстерьер. Изо рта его вылетали беспорядочные восклицания. Его надсадные вопли клокотали гортанной угрозой. «С кем ты там болтаешь, старик!» – «…ты меня слышишь, глухая жирн…» – «Это не она, черт тебя дери!» – взвыл Улисс, вступая в царство сердечных приступов. «Вонючий казацкий можжевельник! Половая тряпка… – Насытившись определениями и характеристиками особого достоинства, Авраам наконец услышал мольбы сына: – А впрочем, прошу меня простить, кажется, я ошибся номером». Из чувства деликатности он повесил трубку, пожелав напоследок счастливой жизни, под сим разумея проклятие высшего порядка. Так он возвеличил свой триумф, который справил над силами зла. «Я был истинный феникс галантности, избегая всего непристойного и касаясь лишь самой сути, но она какая-то придурочная». Улисс, на которого столь резкая сентенция произвела не самое благоприятное впечатление, обмяк, проверяя набранный номер. Он тяжело опустился на стул, подвел ладони к лицу и стал умываться слезами, не приличествующими суровому мужчине: горячие капли оросили пол. «Я позвоню еще раз». – «Нет!» – «Не беспокойся, на этот раз я дозвонюсь, куда нужно». – «Именно это меня и беспокоит».