Читать книгу Интраэлика онлайн
Если позволишь, я бегло его опишу.
Ты когда-нибудь видел жабу? Конечно, видел, вон их сколько у вас орет в каждой луже. Или кто там у вас орет?.. Вот только жаба красивая в сравнении с моим командиром. Хотя квакал он ровно так же. Ладно, представь некрасивую жабу. Ну, собственно, как-то так. Этого достаточно.
Затрапезно был приземист и… широк, лыс, как колено… влажные глаза навыкате, тонкогубый, но по-настоящему огромный рот. Не единожды во время бесед с командиром я воображал, как из его рта выстреливает длинный язык, припечатывая какую-нибудь муху. И да – бородавки, все как надо, полный комплект.
Но в форме он был хорош, этого не отнять. В форме он был внушителен, грозен и могуч. Выглядел решительным, по-хорошему жестким и не терпящим компромиссов военачальником. Это впечатление ни коим образом не соответствовало его духовному и душевному, если ты понимаешь, о чем я, содержанию, но, вынужден признать, что столь разительный контраст долгое время вводил в заблуждение и меня. Поначалу ведь я даже гордился службой при нем.
Между тем бронзовая с позолотой статуя Затрапезно, которая ныне украшает центральную площадь одноименного города, по-видимому изображает какого-то совершенно постороннего, довольно мифологизированного персонажа. Сваявший ее скульптор явно не видел оригинал. Иначе поселившиеся в его душе кошмары едва ли позволили бы его руке и резцу порхать с такой беспечной легкостью.
История, мой юный друг, порой творится дикими, случайными и непредсказуемыми вещами и поступками и при этом для нее совершенно не важна какая бы то ни было правда. История вообще не особенно любит факты, и эту мысль мне хотелось бы донести.
Боже, иногда я начинаю говорить почти как Охра. Это заразно, я полагаю. Помаши ручкой, пусть она себе хмурится. А тем временем я позволю себе вкратце обрисовать истоки конфликта. А мой рассказ именно о конфликте. Вооруженном, мать его, конфликте. Ибо какая же история без него?
Каждый знает, что пресловутый и столь необходимый всем Макгаффин благополучно пропал в стародавние времена. И с тех пор обедневшее и осиротевшее человечество повсеместно ищет его в тоске и надежде. Неизбывная боль, пустота в одиноком сердце, непреодолимое стремление обездоленной души. Так говорят. Не все, конечно, большинству-то и дела нет, если уж смотреть правде в лицо. Да что там большинству – всем! Нахрен никому он не сдался на самом-то деле. Но как образ он весьма хорош. Для поэтов и для всяких там фриков. Но иногда случается, что почти так же хорош он и как инструмент, как оправдание и прикрытие для разнообразных и довольно грязных политических игр.