Читать книгу Хроники русского духа онлайн
Памятник советскому солдату- День Победы! На погосте меж нами и ими
- В скорбном величии духа возносишься ты!
- Людская река благодарственной памяти подвигу
- Морем несёт к твоему пьедесталу цветы!
- Затуманился взор, застилаются очи слезою
- На фоне коллапса в Одессе и памяти здесь!
- О воин, на этой земле мы с тобою,
- Ты был, и ты будешь, потому что ты ЕСТЬ!
Часто бывая в Эстонии, я почти всегда приходила с цветами к памятнику советскому солдату. И всегда видела у памятника цветы. Немудрено, почти половина жителей Таллина – русские.
Чтобы в истории Советского Союза и в российской истории появился праздник День Победы и стал в настоящее время праздником несокрушимой жизненной ценности и мощи, потребовались годы всеобщей стойкости и напряжения всех вместе и каждого отдельного, конкретного человека! Всего моего рода и меня в том числе!
27 месяцев хозяйничали фашисты на смоленской земле. Из села многих мальчиков и девочек 13–15 лет угнали в Германию. Малолетним узником стала и моя самая старшая сестра Таня, вернувшаяся домой только в 1946 году.
Сестричке Танечке, бывшему малолетнему узнику- Родная наша ты душа,
- Ты наши корни после мамы,
- Нам всем была ты хороша,
- Испила ты чашу драмы,
- Захлебнувшись той войной,
- Не встретившись с своей весной.
- Терзала жизнь тебя нещадно,
- Ты устояла, ты жила…
- Нашла свой верный талисман
- В краях Аида мрачных стран.
- Память о тебе мой стих хранит,
- Она и дни, и дух наш укрепит,
- Ты будешь в нашем сердце до тех пор,
- Пока струится кровь и видит взор!
Гонимые наступающей Советской армией и изгнанные со смоленской земли в сентябре 1943 года, фашисты дотла сожгли Любавичи. От отчего дома мамы осталась только одна высокая обгоревшая печная труба. Как в мемориале «Хатынь» в Белоруссии. И до 1947 года мама с нами ютилась на 4 кв. м сначала в соседней деревне, затем в Любавичах в доме у Марфы, где жила она сама с детьми, нас пять человек и почта. В большом доме Островского, которого немцы расстреляли, в 1943 году начались школьные занятия. Маме какое-то время позволили пожить в закутке учительской. Все мы спали на русской печи. Мне не хватило места. Кто-то в виде антресоли прибил доску между потолком и печью. Каждый вечер я втискивалась в это пространство. Ночами мы оставались вместе, и мне не было страшно. Хотя я долго ещё, ложась спать, шептала: «Папа, папа, иди домой, немцы страшно бухают!»