Читать книгу Огни в ночи онлайн

Рядом с этой мелодией юродства, то тончайше-нежной, то мощно-великой, сгустком Dies Irae пробилась тьма: мрачная тема диавола. Мефистофель дорос до чёрта Достоевского; чёрт Достоевского – до чёрта Томаса Манна; чёрт из «Доктора Фаустуса» – до булгаковского Воланда; а булгаковский Воланд кажется детсадовским мальчонкой в сравнении с разгулом мегауничтожений двадцатого века: дьявол торжествовал в Хиросиме, на горах черепов эпохи Пол Пота, над чёрным пеплом концлагерных печей.

Ах, Смута, Смута, далекий русский век Семнадцатый! Юродивый сидит на снегу перед храмом, на обочине проезжей санной дороги, воздымает персты, благословляя спешащий народ, гомонящий простой люд, – и он благословляет – один – всех: и тех, кому до него дела нет, и тех, кто в него плюёт, и тех, кто печалуется о нём; а сядет около мясной лавки либо калашного ряда – глядишь, и плохую булку от сердца убогенькому бросят, непропечённую, блин комом, – ешь да за нас, грешных, молись.

Ведь сказано Христу было Иоанном Предтечей: «Се Агнец, вземляй грехи мира!»

Вот и юродивый идет путем Бога своего. Он не просто сидит при дороге в лохмотьях да в веригах – он ВЫБРАЛ ПУТЬ.

Он уже идёт по Пути – старательно и радостно отмаливает грехи другого человека, ближнего своего, а ближний-то об этом и не подозревает. Спасает его, ближнего, от дьявола. А дьявол для жителя эпохи Смуты – да и для тех, кто жил ранее – или живёт позже – всегда не вовне, а рядом, и, более того, внутри. «Отрицаешься ли сатаны и всех деяний его?» И крещаемый, во храме, окунаемый в купель, должен обернуться и плюнуть. Плюнуть прямо в лицо сатане, в сердце ему. Отыди!

Вот и юродивый есть такая маленькая, убогая, грязная, неказистая живая церковка для каждого грешника: ты туда не войдёшь, слишком мала она да смрадна и чадна, – а служба там идёт постоянно, все время горят, не гаснут свечи. Прохожие их не видят. А вечно идёт незримая служба любви.

Свищет синица

  • и
  • стою пред тобой на коленях полоумно млечно калечно
  • стою не подняться я дочка твоя вся в отрепьях
  • и
  • Оковы твои каторжанин ведь ты виды видывал боен и тюрем
  • Кандальный пытальный хозяин прощальной Божественной бури
  • тебя – батогами
  • и в рёбра – ногами
  • наваксенными сапогами
  • а ты по застенку – дремотно и дико – кругами кругами
  • однажды мой верный в темницу нахлынули волны народа
  • врата распахнулись и вытолкали тебя взашей – на свободу
  • и вот ты по мiру пошёл мой Царь-Волк и топорщилась шкура
  • вперялись в тебя при дороге крестьяне солдаты гадалки русалки авгуры
  • вонзали собаки глазёнки что клюквы кровавей болотной
  • и вмиг умолкали когда проходил мимо ты гордый злой и свободный
  • собакой не стал никогда так на то ты и Царь хищна храбрая хватка
  • сиротский жемчужный январь зверий след заметает украдкой
  • а ты все идёшь на меня так похож остановишься тут в городище
  • и волчью доху совлечёшь со плеча бородатый серебряный нищий
  • и с матерью ляжешь моей санитаркой небес полудуркой больничной
  • с качанием лодочных рёбер с душой синеокой синичьей
  • не будет постели у вас никакой вы возляжете на пол
  • она поцелует угрюмую холку и сильные лапы
  • она распахнёт пред тобою себя детской скрипкой разбитой
  • сожжёнными гуслями песней безумной смешной позабытой
  • она воскричит когда станете вы о одним таким плотным единым
  • горящим единственным настоящим вовек непобедимым
  • и я войду о войду в это дивное смертное лоно
  • бессмертная дочерь Волка-Царя упаду с небосклона
  • так медленно сонно дремотно погружусь во сгустки Эдемовой крови
  • и встанут два Ангела обочь объятья наизготове
  • две острых секиры два яростных Мiра два сторожа мрачных
  • над лаской людскою над зверьей тоскою над вечерей брачной
  • и жалкий зародыш зверёныш свободыш в любовь прорасту я
  • сияющей плотью и стану твердить я молитву святую
  • и
  • глаз светится сливой какой ты красивый как больно мне кротко
  • как я зачинаюсь от мощного Зверя от сильного Тела
  • от хищного брюха от пламени Духа от края-предела
  • и вижу так вижу навеки запомню своё я зачатье
  • и матери брошенный на пол больничный халат и цветастое платье
  • и ситцевый полог и век наш недолог и звёздные грозди
  • в колодец окна упадают до дна одеваются кости
  • горячечной плотью вздымает живот свою ношу сугробью
  • никто не загинет в военном Аду в позолоте надгробья
  • а
  • каков мой конец-кладенец о молчи Царь мой Волк сделай милость
  • ещё танцевать и любить и реветь и смеяться беспечно
  • вино-молоко моей музыки лить лить и пить бесконечно
  • и млеко и мёд и елей и ручей да ручьи во сугробе
  • и
  • ы
  • где Ангела два стоят на часах и пьяняще свищет синица

Юродивый любит свое страдание, поскольку оно похоже на страдание возлюбленного Господа нашего Христа; он каждый день поднимает и волочит на гору, на Голгофу дня свой крест, он ежедневно принимает бичевания, терпит хулу и поношения – и рад этому, ПОВТОРЯЯ НЕПОВТОРИМЫЙ СПАСИТЕЛЯ ПОДВИГ. Тебе не только копеечку кидают, но в тебя же и плюют! А ты под личиной безобразия и умалишения скрываешь великую любовь, как под измызганной, но драгоценной плащаницей – любимое, оплаканное тело.