Читать книгу Мария Петровых. Второе рождение. Биография в письмах 1942 – 1958 онлайн
«Моя единственная! – пишет сестре М. Петровых 16 сентября 1942 г. – Пишу тебе в день твоего рождения. Мне сегодня особенно больно оттого, что мы не вместе. А люблю я тебя еще горячее, чем всегда, если это только возможно. Как я тоскую о тебе. Ты мне нужнее всех на свете. Вернее сказать, кроме Арины и тебя мне никого не надо.
Солнышко ты мое бесценное, я всем сердцем с тобою. Ты единственный друг мой, только с тобою я говорю (мысленно) с окончательной откровенностью. Столько людей вокруг меня, и все чужие и ненужные. Перед всеми я в неоплатном долгу, потому что не могу отвечать таким же доверием, каким меня одаряют» [4].
Перемены к лучшему в жизни Марии Петровых многие биографы связывают с фигурой Александра Фадеева. Он действительно принес в ее жизнь много добра, помогал ей и ее друзьям, потому и вошел в ее лирику совершеннейшим голубым героем. Но общение с ним никак не влияло на душевное состояние Марии Сергеевны. Как и все ее литературные знакомые, Фадеев в ее воображении крутится в кругу «чужих и ненужных».
По возвращении в Москву летом 1943 года Мария Сергеевна обивала пороги различных учреждений, пытаясь добиться компенсации за сгоревший перед войной дом в Сокольниках. Фадеев предложил ей две комнаты в Переделкине, но она отказалась, опасаясь, что там ей трудно будет ограничить писательское общение, к которому она была совсем не расположена. Как Мария Сергеевна объяснила свой отказ Александру Александровичу, нам не известно, но какие бы причины она ни назвала, он ее вряд ли понял. Отказываться от двух комнат в престижном писательском поселке, когда толпы эвакуированных бьются за восстановление московской прописки. Где жить – дело десятое. Лишь бы прислали вызов, лишь бы прописали! Сам Фадеев на долгое время остался без жилья.
«Долго скитался я по Москве, не имея квартиры – пишет он В.А. Луговскому в марте 1942 года. – Дом наш в Комсомольском отошел под военное ведомство. Оно им, правда, не воспользовалось, но дом не отапливается и вещи мои были вывезены родственниками и знакомыми. Наконец я притулился на Б. Лаврушинском переулке у Павлика Антокольского. Здесь, в маленьком уютном кабинетике, возле полки с хорошими книгами, на диване, слегка коротковатом для меня (так что ноги мои ночью покоятся на французских поэтах), – я живу. С Павликом мы более или менее близко сошлись в Казани. Душа у меня к нему издавна лежит. В нем есть что-то душевное и благородное, без показного, – он очень застенчив, что очень талантливо изображает Ираклий Андроников, – он умен и эмоционален, талантлив и любит поэзию. Зоя очень мила и добра. Квартира у них теплая и какая-то по-особенному уютная. Выходит, мне там хорошо» [35:166].