Читать книгу Украинский каприз онлайн

– По-людски можешь пояснить?! – вернул меня к разговору дядька Илько.

– Это наука про бабочек, – пожал я плечами.

– Тю! Это те, что в поле летают?! – изумился он.

– Не только в поле, но и в тропиках, и в северных лесах, – вдохновился я разговором на любимую тему.

– Ты бы, Веня, еще червяков изучать вздумал! – хмыкнул мой собеседник и захохотал над собственной шуткой.

– Меня не интересует ни гельминтология, ни нематология! – твердо сказал я.

– Чего нема? – растерялся дядька Илько.

– Я говорю, нематология – наука о круглых червях. Она меня не интересует. Как и наука о червях-паразитах, которых изучает гельминтология.

– Червяк – он червяк и есть, Веня. Нехрен его изучать, делом надо заниматься! – назидательно сказал дядька Илько и, похлопав меня по плечу, заковылял по своим делам.

Мне стало ясно, что со взрослыми не всегда нужно быть откровенным, поскольку у них странный взгляд на окружающий мир.

Утром 9 мая все наше село собралось на Той Стороне возле братской могилы и памятника солдату-освободителю. На маленькой площади возле памятника все желающие не поместились, многие стояли на соседних улочках, неподалеку. Был митинг, кто-то что-то громко говорил, потом к братской могиле возложили цветы, и все разошлись по кладбищам. Их в Каменке аж три. На Нашей Стороне – свое кладбище. Его я знаю до мелочей. На нем мы с хлопцами играли «в разведки», облазав его вдоль и поперек. Кладбище не совсем обычное. Оно за годы своего существования невольно разделилось на три части. Самая старая, ближняя к центральной улице, особенно неинтересная. Она представляет собой чистое поле, на котором видны многочисленные ямки – следы от затоптанных могил. Бабушка Женя рассказывала, что, когда еще до войны с немцами, в начале тридцатых годов, был голодомор, на этой части кладбища колхозникам варили в огромных котлах борщ и кашу. Люди приходили за едой, и стояли за ней в очереди прямо на могилах предков. Могилы не выдерживали веса человеческих тел и проваливались. Я, будучи ребенком, не мог отделаться от ощущения, что могилы проваливались от стыда за своих потомков, которые ради еды были готовы топтать свое прошлое. Наверное, мне, сытому, легко было рассуждать. Что бы я сказал тогда, году в тридцать втором? Так или иначе, но эта часть кладбища рассматривалась селянами, как «прелюдия» к кладбищу как таковому.