Читать книгу Наказание и исправление онлайн

 Я уже мысленно увидел, как, молодой и прекрасный, лежу в гробу, весь покрытый цветами. Седенький священник ходит рядом и поёт панихиду, а к моим ногам припала маменька и ревмя ревёт. Рядом, держа свечи, проливают горькие слëзы Дуня и Соня… О, Соне есть о чём пожалеть! «Ах, зачем я склонила его на явку с повинною, вместо того, чтобы он спокойно выдержал свой решающий шаг!» – шепчет она, прикладываясь к моей руке, и прямо рыдает-рыдает! И схоронют меня на неизвестном кладбище, и вырастут на моей могилке цветы разные, и раскинет над ней свои объятия берёза, а я буду лежать там, под землёй, и не горевать ни о чём… и довольно! Пора! Это будет легко из-за ледяного и быстрого течения и тяжести кандалов на ногах.

Я подошёл к крутому берегу и, зажмурившись, уже хотел, было, сделать последний свой шаг, как кто-то резко дёрнул меня за шубу, возвращая обратно. Ничего не понимая, я обернулся и увидел пёсика, что никуда не уходил, а продолжал следить за мной и, вероятно, понял, что я задумал. Я попытался вырваться, но пёс вцепился в мою шубу мёртвой хваткой и скулил каким-то умоляющим голосом, словно так и хотел сказать: «Не надо!» Я посмотрел на него и подумал: «Неужели жизнь настолько дорога, что даже пёс знает ей цену?.. Верно. Животное оказалось справедливей меня…» Я как-то растерянно улыбнулся, махнул на реку рукой и почти без сознания отправился назад.

С работы мы всегда возвращались засветло, чтобы никто не смел сбежать под покровом ночи. Но сегодня наш обратный путь был долог, так как многие тянули салазки с нарубленными дровами, застревая с ними в сугробах и с трудом переступая ногами. И никто не замечал, что снег уже не просто падал, а валил хлопьями.

– Морозец-то сегодня крепко завернул! – фыркнул какой-то конвойный. Холод и в самом деле пробирал как никогда. Мои ничем не прикрытые пальцы совсем озябли, а дыхание судорожно вылетало густым паром. Усталый и продрогший, я отстал от своих, а идущих позади конвойные всегда подгоняли прикладами, грубо рыча: «Живей!» Но в этот час замыкающим вереницу конвойным было вовсе не до меня: они то и дело помогали арестантам вытаскивать из снега салазки с тяжёлыми вязанками дров. Я глядел на измождëнные, изрезанные морозом лица каторжан, на их худые негреющие полушубки, которые трепал ветер, вздыхал и думал: «Вот так же и я чахну здесь, не испытывая ни единой радости, даже самой маленькой и незначительной. Я умру, умру непременно от этих скверных условий и тоски… От тоски – особенно. Но… почему? Неужели жизнь настолько страшна, что судьба позволит человеку так легко из неё уйти? Разве не знамение надежды это было, что пёс уберёг меня от самоубийства? Разве нету здесь никого, кто мог бы любить меня так, как мать или сестра?.. Соня!»