Читать книгу Рыжая 2. Дело одинокой канарейки онлайн
Герман слушал, не перебивая, изредка кивая и показывая, что полностью разделяет точку зрения собеседника. Чуладзе, повествуя о своей нелегкой судьбине, сетовал, негодовал, раздавал нелестные характеристики и бывшему советскому руководству, и нынешнему грузинскому, голландцам, соседям, словом, всем, о ком успел вспомнить.
– У меня еще такой вопрос будет… – Виктор Шалвович замялся, но не от смущения, а просто не знал, как перейти к главному. – Вот я вам тут говорит буду, а время идет…
– Как раз и хотел обсудить этот вопрос, – поспешил успокоить его Герман. – Ваш гонорар в дальнейшем будет зависеть только от вашего желания. Если, к примеру, у вас нет времени или вы не хотите лишних хлопот, мы сами все делаем и вам будет выплачена некая сумма. Скажу честно, довольно условная. Однако, если вы согласны принять более активное участие, – повисла многозначительная пауза, – то сумма гонорара увеличится пропорционально затраченным усилиям.
– Это сколько? Приблизительно? – Чуладзе заерзал. – Так, ради интереса, ради шутки…
– Ради шутки? – Лозенко усмехнулся. – Ну, если ради шутки… Тот, кто принимает непосредственное участие в проекте, сам ездит по стране, где живет, фотографирует, берет у других эмигрантов интервью, то сумма общего гонорара может достигать двадцати тысяч долларов.
– Хм, – Чуладзе поскреб щеку, покрытую жесткой щетиной. – А что для этого нужно? Только ездыть и записывать?
– Нет, не только. Во-первых, эта работа достаточно ответственна – человек должен полностью отвечать за свой сектор, во-вторых, и что мало кого устраивает, необходимо сохранять лояльность и конфиденциальность.
– Что-что? – Виктор Шалвович невольно подался вперед. Видимо, последние слова не были не совсем ему понятны.
– Это значит, что вы должны подписать обязательство: никогда, ни при каких обстоятельствах не вести переговоры с третьей стороной…
– С какой еще стороной?
– С любой другой медиакомпанией.
– Прости, дарагой, я не совсем понимаю, о чем ты говоришь. Ты мне по-простому скажи: это можно, а это нельзя. А то какая-то сторона, кон-де-сальсноть… Не понимаю я так.