Читать книгу Мир и мы. Стереть стереотипы онлайн

Характерно, что в Европе разделение труда на «теоретиков» и «утилитаристов» было всегда: Греция совершала парадигмальные открытия, Рим отыскивал им прикладные применения, ту же модель взаимодействия унаследовали Византия и франки, от которых она и перешла к России и Западной Европе. Даже когда последняя была пионером науки, она опиралась на эллинскую в широком смысле традицию. Оставшись со второй половины XV века без духовной, информационной, культурной, интеллектуальной подпитки Византией, Западная Европа всего через несколько десятков лет влетела в глубочайший системный мировоззренческий и социальный кризис: уже в 1517 году началась Реформация, быстро приведшая к фатальному надлому традиционного сознания и идентичности: не только к ужасам революций XVII–XVIII столетий, но и тотальному подавлению технологией фундаментальных ценностей человеческого бытия.

Чтобы преодолеть его длящиеся до сих пор негативные последствия, теперь должно нарочито настаивать на возрождении лидирующего положения в обучении и воспитании гуманитарных дисциплин. Ибо системному мышлению и неформальной логике, целостному и адекватному пониманию действительности учат либо высшая математика и физика, доступные далеко не каждому, либо анализ текстов. Недаром экономисты считают достаточным для понимания того, как государство может результативно влиять на развитие страны с помощью инвестиционной политики, прочитать роман Гарина-Михайловского «Инженер». К нему стоит добавить и Додэ с его «Банкиром» и трилогию Драйзера – для уяснения причин поведения частных финансистов в России 90-х гг. XX в. Здесь уместно также вспомнить суждения Соловьёва о всеразрушающем механизме естествознания, утратившего видение целого из-за абсолютизации экспериментального подхода и убивающего им живую ткань бытия, что открывает перед гуманитарной миссией перспективу избавления общества от господства лишающей его жизненной силы технологической зависимости. Рассуждая же об итогах ущербного понимания прогресса как механического процесса увеличения количества материального потребления, как суетливой погони за минутными физическими благами и глянцевыми миражами, он предвосхитил вывод Фромма: «Тоска и одиночество. А впереди – мрак и гибель».