Читать книгу Сады земные и небесные онлайн

• Под свод осенней радуги
• душа опять войти не рада.
• Какие тонкие духи!
• С горчайшей нотой листопада.

В этом санатории я окончила десятый класс (предстоял еще одиннадцатый). Прочла много прекрасных книг (санаторная библиотека трещала от собраний сочинений всех и вся!), написала много веселых писем друзьям и много печальных стихотворений. Два любимых тогда поэта – знаемые наизусть Есенин и Тютчев. Единство противоположностей.

Друг моей юности, доктор философских наук, поэт и теоретик литературы К.К. любит цитировать одно мое полудетское двустишие той поры: «Шестнадцать лет, шестнадцать лет, а смерти нет, а смерти нет». Что на это скажешь? Философам видней. И вправду: не то смерти вовсе нет, не то ее пока что нет… в шестнадцать-то лет!

Я выздоровела – это ли не чудо! – и вернулась в свой абрикосовый домашний рай на улице Школьной и в свою школу уже повзрослевшей, заглянувшей туда, в необозримое пространство небытия, где цветут райские сады, но умирают дети. Было открыто и явлено мне нечто столь неописуемое и опасно прекрасное, о чем в юности лучше не знать. Печать печали на моем челе отпугивала сверстников. Да и я могла общаться только с теми, кто был намного меня старше, много читал, любил музыку, живопись, книги, хотел невозможного и не хотел замуж.

Двадцатитрехлетние «старики» стали моими друзьями и первыми, что скрывать, ухажёрами.

Любимые книги той поры: трехтомники Жан-Жака Руссо, Тынянова, Герцена, графа Витте… Тютчев, Фет, Баратынский, Брюсов, Федор Сологуб – обожаемые мизантропы:

«Я ненавижу человечество, я от него бегу спеша, мое единое отечество – моя пустынная душа».

Мы ли выбираем поэтов или они нас выбирают?

Мама смогла собрать для меня небольшую, но очень изысканную и разнообразную домашнюю библиотеку. В доме всегда звучала классическая музыка: радио и радиола – две мои музыкальные няньки. Перголези – до сих пор помню наизусть: музыкальная память заменила неоконченное музыкальное образование.

А бессонные ночи восторга над толстым томом «Постимпрессионизм»! Гоген с Ван Гогом стали близкими родственниками, о которых хотелось узнать все.