Читать книгу Пик коммунизма онлайн

В целом люди в Кокино и окрестных деревнях относились ко мне и к моим родителям доброжелательно, а некоторые так и вовсе очень хорошо. Одного из них по фамилии Пузанов мои родители, правда, изрядно побаивались. Выпив, Пузанов приходил к нам домой с букетом цветов и говорил: «Хорошим людям – свежие цветы с соседской клумбы». И ждал рюмочку. Если не дать – ждал долго. Поэтому ему наливали сразу. Он выпивал и каждый раз говорил одно и то же: «Ах, какой же я был дурак! Ведь мог же, мог остаться в Германии! (он был угнан фашистами в Германию с Украины в пятнадцатилетнем возрасте). Уговаривали меня мои бауэры: «Оставайся, Иван, женим тебя на Грете, не иди к русским: они тебя в Сибирь зашлют, а то и расстреляют за то, что ты у нас жил и немецких свиней кормил». Куда там! Я и слушать не хотел. Домой хочу! К папе с мамой! Бегом бежал к комиссару, Гретушка едва поспевала, провожать увязалась… Да… В теплушку с оркестром садился, с цветами. Грета плакала. Вот так. И я плакал – теперь уже не помню из-за чего: из-за Греты или что домой еду… Ага, приехал я домой, как же! Как раз прямым ходом в Сибирь и угодил, как и предрекали мне мои умные немцы. «Вот тебе твой новый дом, предатель родины!». А я все отъезд из Германии вспоминал, и как один такой же, как я, возвращенец, заверял, что нам всем на родине ордена дадут за то, что мы натерпелись от немцев. Ему не очень верили, но он все на цветы показывал и на сытные пайки, что нам торжественно на дорогу вручали: «Гляньте, товарищи-геноссы, это уважение нам от советских властей, между прочим. Это и есть официальная признательность нам от товарища Сталина!». Следующее официальное уважение мы услышали ночью, когда проехали границы Германии и Польши и остановились где-то в чистом поле. Раздался вдруг стук. Поезд стоит, а стук повсюду. А это солдаты энкавэдэ вагоны заколачивают метровыми гвоздями. Ага. И дальше – до Читы без пересадок. Четырнадцать лет там отбухал на лесоповале! За предательство родине. Ни родителей своих не застал уже – никого. Здравствуй, родина, короче! А ведь сейчас толстым бюргером уже был бы – у Греткиного батьки хозяйство большое было: тридцать гектар пашни и скота три сарая! Эх, дурак я, дурак… Эх, что за хороший народ эти немцы. Эх, как же люблю я вас! А сам я – дурак! Ладно, пойду, отвел с вами душу, теперь легче мне стало на сердце. И кофем у вас пахнет точно так же, как у моей Гретьхен в доме… Э-э-эх!». Когда он уходил, родители просили меня: «Ты никому не рассказывай, что у нас Пузанов бывает и Германию хвалит. А то еще посадят его за эти разговоры, а он человек хороший и очень натерпелся за жизнь». Мои родители были очень добрые люди, хотя и настрадались сами выше головы. Может быть, именно поэтому хорошо знали цену добру и злу. Я обещал им не болтать, мудро прикинув, что если посадят Пузанова, то и нас всех – тоже вместе с ним заодно, за то, что сидели и слушали вражеские речи. Я уже тогда кое-что соображал о жизни, надо полагать.