Читать книгу Песочные часы онлайн

Итак, уже установлено, где, когда и кто убил мои первые впечатления от убийства товарища Земноедова, самого таинственного из случившихся за последнюю неделю преступлений. Моя сестра, ранее показанная вам под именем Зинаида, читала мне «Графа Монте-Кристо», и удивительная её способность вживаться в роль была как-то, кстати, в ту ночь. Часы пробили полночь, и сцена убийства началась. Страсть, свойственная дочери моей матери, действовала на пламя близстоящей свечи расшатывающим образом, я, признаться, вынужден был принять таблетку «Эдвил» исключительно для того, чтобы рукоплескать в ночи не с больной головой. Элеонора, как теперь для удобства и ясности буду называть я свою сестру, затянулась сигаретой и, не имея привычки к курению, засмеялась и закашлялась. На её губах тут и там белели зёрна рисовой каши, которые обволакивал голубоватый дым. Наш общий поклонник Муравьёв, пытаясь погасить овации, разбил рукомойник и только что прокипячённый шприц. Муравьёв нередко ночевал вне дома, подражая своим петербургским товарищам, ночевавшим в его квартире на Сапёрном. Мы с сестрой по ночам конспирировались под гостей и потому избежали ареста. Приводить здесь имена взятых вместо нас людей не вижу необходимости – список, поверьте, внушительный.

Как известно, Петербург – колыбель пяти-шести революций, но, заглянув в эту «колыбель» теперь, вы обнаружите там, кроме очередного революционного младенца, кучу мусора: пачки от сигарет, журналы, презервативы, что угодно из пищевых отходов, вы обнаружите там обыкновенную помойку. Товарищ Земноедов, перед тем как стряхнуть пепел на чело мирового детища, задумался над строчкой нового приговора (он не сочинял иных вещей) и сказал следующую фразу: «Напрасно я бегу к сионским высотам…», при этом он не сделал должного ударения в последнем слове, но укоризненно подумал про Пушкина, возможно, дописывающего его мысль: «Грех алчный гонится за мною по пятам…»

2

«Убит! Убит!» – кричали родственники, то есть я и моя сестра Зинаида, легко превращаемая нами в Элеонору. Меня подташнивало, сестру откровенно рвало. Голуби слетелись к Миллионной, словно добрая старушка приготовила им на этот раз не горстку крошек, а самый настоящий суп. Поскользнувшись, я не выронил из рук револьвера, но приведённый в действие судорогою курок беззвучно просел, и два оглушительных выстрела последовали. Двое, по числу пуль, часовых, повалились на землю, неготовые к хоровому пению, они не в тон затянули: «А-а-а-а!». Залитые к тому часу с ног до головы чужой кровью, они впервые увидели свою и не замедлили выпачкаться ею. Как убийца Урицкого сел на велосипед и помчался к дому князя Меликова, так мы с сестрой генетической траектории кинулись к усадьбе Английского клуба. В два прыжка мы оказались перед запертыми проходными воротами и, не ведая, как, вбежали в дверь в правой половине исторического дома. Вместо обомлевшей прислуги нам навстречу выбежал толстый человек в грязной майке и закричал благим или обыкновенным матом. Понять его было немудрено, но мы притворились иностранцами, испытывающими трудности с русским языком.