Читать книгу Песочные часы онлайн
Сознание возвращается к офицеру Пономарёву только в госпитале, где уже собираются около его койки ожидающие необыкновенных рассказов, больные или раненые молодые солдаты. От них офицер узнаёт о том, как, сделавшись навсегда символом героизма, был потоплен в неравном бою славный русский корабль, с которого только Пономарёв чудом остался жив. Среди обступивших кольцом слушателей сквозь щель повязки глядят на офицера внимательные глаза молодого музыканта, считавшегося матросом, а за его спиной проносит задумчивый фельдшер отрезанную ногу, усиливая переживания не бывавших в сражениях людей.
Рассказ начинается, а мы с вами небольшие охотники до рассказов…
20 января 1995 года
«В скобках языка»
Что сделал для меня герой моего романа «Воздух», чем упростил труд писателя, – цельностью ли образа или, что ещё нелепее, старанием всегда во всём следовать моему слогу? Кто знает теперь?! Легко отыскать свойственную каждому человеку неуверенность и в самом себе и, найдя, наградить ею любимого героя, которому и без того уже перешло множество пороков автора. Читавшие мой роман поймут, отчего поздние раскаяния Владимира так неприятны мне: ведь все его стремления оправдаться перед самим собой – это не что иное, как мои собственные стремления…
Бывало, ещё не начав главы, изрежешь с ненавистью приходящую к тебе по пятницам газетёнку, издаваемую за твоей спиной парой бездарных приятелей, и ждёшь прихода вдохновения; или, сидя под столом, набираешь номер несчастной женщины, которую ещё не успел назвать «шлюхой», но уже довёл своей безобидной нелюбовью до крайней точки, и думаешь: «Жива ещё или уже нет?» и так мучает тебя этот вопрос, что ты готов обзвонить все больницы и морги города… Но что моё , любопытство в сравнении с благодарностью к моему герою, который в подобной ситуации вздыхает и, хватая телефон, ныряет следующий абзац, оставляя нам дорожку многоточий? Как любите вы эти многоточия! Как ждёте вы их! И только отыскав их на странице в достаточном количестве, приступаете к чтению. Слова, расположенные между многоточиями, кажется, перестают вас интересовать, и тут на самом краю возле спасительного многоточия, рождается мысль, за ней другая, но уже не на бумаге, а в вашей собственной голове: «Ну не может же автор быть настолько умён!» И вы снова погружаетесь в книгу и ставите за только что показавшейся на мгновение реальностью три замечательные точки…