Читать книгу Инстинкт свободы, или Анатомия предательства. Страшный роман о страшном 1991-м годе онлайн

Октава в итоге довольствовался малым: утащил с собой Комоту-сана, который улыбался и все время повторял:

– Русский сиватьба – осень холосо…

Виталия Мануловича Октава силком под руку тащить не осмелился, одержимый холопским недугом, и смирился с тем, что крестный отец сядет с прислугой, однако весь вечер выбегал посмотреть, все ли есть у Савла Мануловича и не нужно ли чего Савлу Мануловичу. В итоге гости поимели стойкое впечатление, что у жениха диарея…

Комото-сан отсидел немного среди уважаемых гостей, и сказал ломаный тост от лица «страны восходящего Солнца»:

Пусть нерушимою будет семья,

Как ледяная Фудзи,

Пусть только будет теплее…

И преподнёс Октаве самурайский меч в золочёных шнурах и темляках, что было Орлаеву очень приятно: он частенько, хоть и совершенно безосновательно, называл себя «потомком самураев»…

Воспользовавшись толчеей восторга сгрудившихся у необычного подарка гостей, японец сбежал в более привычный интерьер к Кравино. Здесь Савелий Манулович накачивал его русской водкой и армянским коньяком, попутно интересуясь сбытом древесины твердых пород в японских портах.

– Осень холосо… – не в такт разговору умилялся Комото-сан, окосевший от пьянки ещё больше, чем обычно.

В банкетный зал, где кипело радостное буйство молодых, Кравино вышел только один раз – посмотреть и полюбоваться на Азиру Амирхановну.

Чем она тут же воспользовалась, ещё раз отомстив ему. Потому что «век живи, век учись», и «такой ты меня ещё не видел». До дрожи, до спазма в паху осознавал теперь Кравино («ага, уже локти кусаешь!» – смотрела она в упор), что его «Азюлька-Козюлька», оказывается, играет на гитаре! И, мягко сказать – «неплохо играет»…

– А ты не знал, да? – смеялись злые чёрные глаза невесты – А, вот так вот! Ты же всё по уставу, а просто, по-соседски, в гости, и не заглянешь сроду!

Азира задала музыкальный тост, французскую песню:

…Дьявол с ангельским лицом

Смесь героя с подлецом…

Савелий Манулович в уголке залы переводил официантам французский текст. Обслуга банкета до конца принимала его за «своего».