Читать книгу Под теми же звездами онлайн
Кедрович согласился. Ему было приятно провести время около Нины Алексеевны – видеть эти слегка печальные, ясные, говорившие правду глаза, эти слегка приподнятые брови, ревниво охранявшие гордую душу, этот красивый рот, который как будто дарил словами, когда она, Нина Алексеевна, с приветливой улыбкой, чуть прищуриваясь, начинала о чем-нибудь говорить. После вечеринки у Зориных Кедрович видел Нину Алексеевну еще несколько раз, когда та приходила по разным делам к отцу в редакцию. Но до сих пор Кедровичу не пришлось говорить с нею с глазу на глаз, вдвоем, когда так легко заглянуть в молодую женскую душу и заставить дрожать полным аккордом готовые к отзвуку глубокие струны.
За чаем Алексей Иванович говорил о внешней политике и перешел к положению дел на Балканах. Старичок был ярым славянофилом и давно уже выработал программу разделения Австрии на части, причем предполагал ввести в состав общеславянской федерации Чехию, Галицию, Кремацию и другие мелкие славянские области; Алексей Иванович с воодушевлением говорил о необходимости русским продвинуться вплоть до Константинополя, чтобы обеспечить общеславянскому делу удобные границы; но Кедрович, которому в высшей степени было безразлично, куда продвинется со временем Россия, рассеянно слушал Алексея Ивановича и, если поддерживал с ним разговор, то исключительно для того, чтобы показать находившейся за столом Нине Алексеевне, что он глубоко осведомлен в обще-европейской политике.
После чаю Алексей Иванович извинился и отправился к себе в кабинет писать какие-то спешные письма, а Нина Алексеевна пригласила Кедровича в гостиную, где оба расположились в уютном уголке около высокой лампы с мягким палевым абажуром. Кедрович почувствовал что-то новое, хорошее здесь, в тихой гостиной, сидя вблизи этой чистой и честной девушки. И ему самому захотелось быть здесь глубже и чище, чем он знал себя, хотелось высказать свои лучшие чувства и мысли. Близость Нины Алексеевны, ее ожидающие, полу-удивленные, слегка печальные глаза – всё это почему-то сразу располагало к откровенности, к какой-то неожиданной духовной интимности.