Читать книгу Печальная волна онлайн

А судьба занесла уже руку –
Будто что-то шептало в волнах:
На погибель идете и муку,
Возвратится назад только прах.

Но было на душе спокойно,
Текли размеренно часы,
Пусть что-то там шептали волны –
Уж близок был конец пути.

И берег был желанный близок,
Близка родимая земля,
Еще немного – их обнимут
Родные, близкие, друзья…

Но в час назначенный не вышли
Они, как водится, в эфир:
Не отвечал их командир,
И связь с подлодкой прервалась…

Звезда вечерняя зажглась,
И тучи мрачные нависли
Над океаном, но волна
Была пустынна и темна.

Тревожные возникли мысли
У тех, кто их снадеждой ждал.
Корабль вестей не подавал…

Вновь тишину над океаном
Всю ночь прослушивал радист
И чудился порой обманом
В наушниках привычный свист.

Все передатчики молчали,
Чтоб их сигнал не пропустить,
Еще надеялись и ждали,
И все расчеты подтверждали,
Что воздуха должно хватить.

Еще как будто кто-то слышал
Какой-то стук на самом дне…
Но на условленной волне
Никто на связь так и не вышел,
Все было тихо в глубине…

И ночь прошла. Прошел и день.
Надежда таяла, как тень…

13 августа 2000 г. в 7 часов 15 минут утра министр обороны России Игорь Сергеев доложил о случившемся президенту В. Путину, заявив, что ситуация с «Куском» находится под контролем, и будут приняты все меры по спасению экипажа.

Он спокоен, но хмур. Ночь бессонно прошла,
Лишь острее и жестче стал взгляд,
И тяжелая ноша на плечи легла,
Молча слушает скорбный доклад.

«Я прошу сделать все, чтоб людей там спасти,
Обязательно лодку поднять.
Это дело намерен я лично вести,
Ничего от меня не скрывать…»

(Наверно, были основанья
Так энергично заявлять:
Увы, системы умолчанья
Ему ль доподлинно не знать?!)

И опять то один, то другой козырял –
Ситуацию он под контролем держал,
Но свой отпуск в те дни не решился прервать,
Чтоб персоной своей не давить, не мешать
Тем, кто гибнувшим помощь пытался подать …[2]

Что сказать здесь? В огромной стране То одна, то другая беда;
Нелегка его доля. И лодка на дне
Болью в сердце вошла навсегда!

А там, где суровое море вдали,
Где чайки тоскливо кричат,
И ищут подлодку уже корабли,
На лодке – погибель и ад!

Метались там люди в огне и дыму,
Сгорая, как спички, в подводном чаду.
Кто-то пару лишь строк написал впопыхах,
Прежде, чем превратиться в обугленный прах.

Задыхался один, громко плакал другой –
Он недавно пришел, был совсем молодой;
Кто-то Богу молился… и лишь командир
Неизвестно за что, сам себя осудил…

Но в этот страшный миг последний
Сквозь нахлынувшую мглу
Вид далекий, безмятежный
Вдруг представился ему:

Будто песнею родной
Голос он услышал свой.
Тяжесть муки облегчая,
Песнь звала в объятья рая:

Мы долго по лесу бродили,
Устав, решили отдохнуть.
Березы нас к себе манили,
Они, как будто говорили:
«Потом продолжите свой путь…»…

Я прилег на поваленный ствол,
Надо мною плывут облака,
Сон куда-то меня вмиг увел,
Понесла сновидений река.

Вижу въяве я иль во сне
Колыханье верхушек берез,
Шелестят они что-то мне,
Волшебство навевая грез.

Я проснулся. Болят бока.
Тишина вокруг и покой,
Лишь по-прежнему облака
Друг за другом плывут надо мной…
—
Песнь отзвучала. Душа от-ле-те-ла,
Оставив, рыдая, родимое тело…
И вскоре все стихло. Кромешная мгла.
Ни всплеска, ни вскрика. На дне – тишина.
Лишь катятся волны одна за другой,
Извечный на море простор и покой…

Но кто-то там живой остался –
Последний. Всем смертям назло,
Надеждой тщетной обольщался,
Не зная, что произошло.

Он молод телом и душой,
Ему бы жить еще и жить,
Но Рок, жестокий и чужой,
Вдруг обрывает жизни нить.

И он в тоске предсмертной муки
Во тьме, с погибельного дна
В надежде простирает руки
Туда, где плещется волна:

«А наверху, наверно, свежий ветер
И море родное штормит,
И волны вскипают от ветра,
От ветра, который пьянит.

Наверное, нас уже ищут,
И скоро, быть может, найдут,
По всем направлениям рыщут,
Сигнала условного ждут.

А мы здесь лежим недвижимо,
Им знака не можем подать –
Все вдребезги! Чертова мина!
А, может, не мина, как знать.

Торпеда, быть может, взорвалась?
Дай Господи, чтоб пронесло.
И сколько в живых нас осталось?
И где командир? Никого.

Мне холодно, душно, нет мочи…
Ах, мама, родная моя,
Прощай, не ругай меня очень,
Спаси, если можешь, меня!»

А голос все тише, все глуше,
И Смерть подступила к нему,
И вздрогнула мать там, на суше,
В далеком родимом дому.

Отворила я дверь,
И одна целый вечер,
Я не знаю теперь,
Для чего я живу,
И забота родных
Мою душу не лечит,
День и ночь по погибшему сыну скорблю.

—
Как одинокая береза
Осенней грустною порой,
Клонюсь поникшей головой,
Свои сдержать стараясь слезы…

Я не знаю, как жить буду дальше –
Будто свет вдруг погас в окне,
Ведь нет горя, наверное, больше,
Чем упало на сердце мне.

Потеряла родимого сына…
Холодна на дне моря вода.
Даже нет у него могилы.
Ах, как я бы ходила туда!

Я хочу пересилить горе,
Я не сплю уж которую ночь
И все вижу суровое море,
Но никто мне не может помочь.

Будто вижу, как он задыхается,
Будто слышу родные слова,
И кошмар этот все не кончается –
«Мама, мама, спаси же меня!»

—
Вам не понять ни сном, ни духом,
Моих страданий не понять,
И не услышать вашим ухом,
И вашим словом не сказать.

Не знаю, хватит ли уменья
Мне свое горе передать,
Но не увидеть вашим зреньем
Тех снов, что не дают мне спать.

Вам не понять моей печали[3],
Тоски моей вам не понять,
Такого горя вы не знали –
Не дай вам бог его узнать!

Вам не понять моей печали…
Но все же легче мне при вас,
Спасибо вам, что утешали,
Услышав тяжкий мой рассказ.

Хожу теперь я чаще в храм –
За душу ро́дную молюсь
С надеждою, что где-то там
С ней навсегда соединюсь…

В. Путин в Баренцевом море в августе 2000 г.

123 4