Читать книгу У светлохвойного леса онлайн

«Ой, ну хоть вечер и ночь спокойно переживу», – подумал про себя Николай, возвращаясь в свою комнату из ванной. Он плотно закрыл за собою дверь, в очередной раз пожалев о том, что на ней нет никакого, даже самого маленького, крючочка, поскольку, будь на двери крючок, он бы непременно запирался в своей комнате от всего бытового мира, что царил в этой квартире, и, таким образом, был бы полностью уверенным, что никто не посмеет в любой момент нарушить его отрешенность и личное пространство. Но, к сожалению, крючка не было, однако Шелков уже начал серьезно подумывать о том, чтобы приделать его, тем более его навыки, быстро приобретаемые в столярной мастерской, позволяли это сделать, уже не отбив молотком пальцы.

Встал он в то же время, что и в прошлое утро, и, откушав тарелку манной каши, тут же отправился на свою работу. Ни с кем из домашних вновь он, к неописуемому счастью, не столкнулся. В какой-то момент показалось Шелкову, что не только он избегал всевозможного общения с ними, но и они всячески старались не встречаться с ним.

Дни медленно тянули земное время. От непривычки и внутреннего негодования, ощущались они Николаю более угнетающими и нескончаемыми, хоть он и всячески пытался погружаться в свое дело. Однако душа его все равно испытывала большие мучения, и, хоть в столярной мастерской он чувствовал себя несколько лучше, чем в квартире дядюшки, тяжесть отчужденной атмосферы здесь так и подталкивала его все бросить, перестать старательно выполнять эту нелегкую работу и просто уйти, куда глядели его молодые очи. Только очам глядеть было некуда, поскольку, бросив работу, мог вернуться он только лишь в квартиру к Владимиру Потаповичу и то, судя по словам дядюшки о нетерпении к содержанию лодырей, ненадолго. Посему разум его принуждал не идти на поводу у горячих чувств. Хоть порой Николаю этого очень хотелось.

Всю неделю Шелков работал в присутствии в мастерской Осипа Евгеньевича, посему Иван особо не трогал его. Да и вся эта неделя выдалась непомерно тягостной, ведь Николай пока не умел и мастерски распилить доску, чтобы потом еще минут десять не приходилось устранять всяких тонкостей, не говоря уже о том, чтобы самому сделать хотя бы маленькую скамеечку, кою малец Сашка мог сконструировать за одиннадцать минут. Тем не менее огромное усердие и желание как можно более сил перенести на свою работу, чтобы отвлечься от насущных негодований, подсобили ему в скорейшем приобретении столярных навыков в ходе самой работы. Даже Осип Евгеньевич, который вначале опасался предоставлять Шелкову в руки молоток с гвоздями, вскоре начал давать ему указания за работой на станке. Пожилой мастер даже несколько раз перед всеми рабочими поставил Николая в пример по тому, как человек, будучи не особо обученным в какой-либо деятельности, при упорстве своем достигнуть может всех навыков и отменных результатов в любом труде. Хотя, должно быть, он не понимал, что здесь больше не желание и упорство сыграли свою роль, хотя и они тоже у Николая имелись, а скорее то, что работа являлась для него хоть каким-то маяком и отпущением в данное время. Особо на похвалы Осипом Евгеньевичем в отношении Шелкова никто из рабочих не реагировал, а Иван и вовсе пытался-таки незаметно язвить и поддевать Николая. Впрочем, Шелков старался не обращать на него никакого внимания, тем более что ему и некогда это было делать. К тому же тот рассказ Осипа Евгеньевича об Иване, заставил Николая посмотреть на недруга своего с другой стороны и более снисходительно относиться теперь уже к нему. О чем Иван, разумеется, не ведал, и равнодушие Николая к его выходкам вызывало у него даже раздражение. Но дальше, чем какие-то насмешки, заходить он не смел, очевидно боялся того, что Осип Евгеньевич может выгнать его вовсе за скверное поведение. У подруги его, Фроськи, правда можно было заметить несколько синяков на руках и один на щеке, когда она приносила еду Ивану. Делала она это быстро и весьма стремительно, ни на кого не глядя, дабы не подстрекать своего избранника на новые страсти. По всей видимости, Иван все же поколотил ее после тех их шалостей с Николаем. Теперь же она приходила с повязанными лентой волосами и в более закрытом платье, очевидно, чтобы не вызывать у Ивана чувств ревности. Однако, он все равно как-то слишком сурово смотрел на нее, даже когда она просто шла. В разговорах постоянно был груб и ни разу не благодарил ее за то, что она приносит ему обед прямо в мастерскую. Она же вела себя всегда так, будто бы все, что происходит, – законное и обыденное следствие: ни на что не жаловалась и ничем не возмущалась. Была ли она зависима от Ивана, или же запугана, или же настолько любила его, что даже оставляла без внимания это скотское отношения его, Николай не знал. Шелков, впрочем, не обращал никакого внимания на мимолетные визиты этой рыжеволосой шутницы. Он даже не здоровался с ней и не глядел на нее совсем, чтобы точно убедить своего невольного недруга в том, что не претендует на его место, хоть Иван и злостно поглядывал в его сторону каждый раз, когда Фрося заявлялась в столярную. Николай списывал поведение недруга на то, что тот просто во времена выковывания нрава своего пребывал, в основном, среди злобных, эгоистичных и подлых людей и ничего, кроме грубости, зависти, неполноценности, приобрести не смог. Он не научился любить, поскольку мало кто любил его. Разве что мать, и то, которая не могла полномерно защитить Ивана от всего зла, что тогда сильно испортило ее сына. Поэтому Николай старался воспринимать Ивана как бедного, озлобленного, униженного человека, который все еще пытается доказать самому себе, что он чего-то в этой жизни стоит. Посему в большинстве случае, Николай спускал Ивану все его попытки упрочиться в себе. Шелкову это тоже давалось не без труда и не без частого внутреннего раздражения на недруга, которое он тоже отменно мог скрывать, хотя бы для того, чтобы не показывать Ивану, что тот как-то задевает его.