Читать книгу Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 онлайн

ОГПУ давно уже выяснило, что «подавляющее большинство присоединившихся к заявлению И. Н. Смирнова после освобождения из ссылки давали ОГПУ и ЦК заведомо ложные показания о своем участии в подпольной работе, скрывая сохранившиеся от провалов связи, явочные квартиры» и что «часть показаний наиболее активных троцкистов <…> составлялись для ОГПУ под диктовку И. Н. Смирнова». Разброд, вызванный неопределенностью положения «отошедших», вынудил последнего начать отбор своих людей, которым была ясна необходимость воздерживаться от открытых выступлений и развертывания деятельности среди рабочих205. Таким человеком оказался Карл Иванович Грюнштейн, организовавший подпольную троцкистскую типографию под Москвой, за что в январе 1928 года был выслан на Урал сроком на 3 года. Избрав себе после освобождения постоянным местом жительства Саратов, Грюнштейн в феврале 1931 года связался с И. Н. Смирновым, по предложению которого подал заявление о разрыве с оппозицией – в ОГПУ подозревали, что это был только маневр. В марте 1932 года во время обыска Грюнштейн пытался спрятать троцкистские материалы у своей жены Р. А. Грюнштейн, но чекисты сумели обнаружить и изъять платформу оппозиции и статью Троцкого «На новом этапе». Сомнений не было, что в группе Смирнова сосланный в Среднюю Азию Грюнштейн занимал видное положение, снабжал участников новостями о троцкистской ссылке. Староста заключенных в Верхнеуральском политизоляторе троцкистов советовал покидающим изолятор держать в дальнейшем связь именно через Грюнштейна.

В связи с этим интересно письмо, которое Грюнштейн направил 26 июля 1933 года из Ташкента Ягоде и Сталину с прошением: «Оказать мне содействие вернуться в партию, поскольку я целиком и полностью разделяю партийную политику». Письмо не только освещает в неординарном ракурсе процесс составления покаянных заявлений Смирновым и другими троцкистами, но и содержит любопытные критерии верификации искренности отхода от оппозиции. Итак, с троцкизмом автор порвал в конце 1931 года, «после того, как окончательно убедился в его контрреволюционности, и после того, как троцкисты в Саратове, где я отбывал ссылку, осудили меня за то, что в начале 30 г. я и моя жена уведомили уполномоченного ОГПУ т. Черниченко о готовящемся в районе Чердыни восстании высланных кубанских кулаков». Троцкисты допускали возможность – с известными оговорками – информировать в подобных крайних случаях лишь партийные комитеты, разъяснял Грюнштейн, «но никак не органы ОГПУ. Об этом удивительном решении троцкистов тогда же стало известно Саратовскому ОГПУ. На заданный мне уполномоченным т. Ратнером вопрос, как поступил бы я в отношении деятельности моих товарищей из оппозиции, я ответил, что если б действия их носили бы характер контрреволюционного поступка против партии и Советской власти, то я считал бы элементарнейшей своей обязанностью большевика сообщить об этом ОГПУ». Действительно, еще в 1923 году в подписанном Молотовым секретном письме предлагалось всем коммунистам в порядке партийной дисциплины немедленно информировать обо всем органы ГПУ, а партийным комитетам оказывать в этом всяческое содействие.