Читать книгу Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 онлайн

То, как были прожиты годы испытаний, когда власть переходила из рук в руки, отделяло истинных большевиков от симулянтов. Добровольцам Колчака или участникам карательных отрядов белых указывали на дверь. У многих сибирских студентов требовали представить справку о принужденном вступлении на военную службу. Отсюда ключевой вопрос:

– Ты скажи определенно, как попал в армию, добровольно или по мобилизации[?]

– Считаю, что по мобилизации, так как все равно я был мобилизован бы, и из двух зол выбрал меньшее.

Лабутин восклицал в сердцах:

Товарищи, можно ли считать такой поступок добровольством? Почему комиссия в этот поступок заключает содержание, которое клеймится всей советской общественностью? Совершенно искренне заявляю, я никогда не хотел, не думал быть добровольцем и не был им. В колчаковской армии я не числился добровольцем.

И снова:

Товарищи! Если бы я был действительно добровольцем, разве Дзандаров-подпольщик сказал бы мне о существовании подпольной организации? Разве подпольщик стал бы рекомендовать колчаковского добровольца в партию? Это как-то не вяжется.

В ячейке хватало желающих ручаться за ответчика. «Я знал раньше, в 1917 году, Лабутина как сочувствовавшего советской власти», – замолвил свое слово первый выступающий. Второй ручался за правдивость автобиографии друга: «Т. Лабутин здесь все рассказывал, по-моему, правильно, т. к. то же самое рассказывал мне в 1920 году. Он был хорошим организатором у нас на рабфаке, во всех делах. Свою автобиографию он рассказывал и при вступлении в партию <…>». А вот третий выступающий, тов. Головкин, ответчику не верил: «Лабутин хотя и говорит, что его знали видные коммунисты, но это не факт. Лабутин не хочет сказать, какие были беспорядки в Омске, а там было много интересного. Теперь он рассказывает о своей работе шофером. Видите ли, ему там помогали вытаскивать автомобиль офицеры. Он просто их приспешник <…>». Матвеев тоже был полон сомнений: «Тут не увязывается факт, что вот он служил и учился в школе. Туда белые брали только надежных ребят. И после он продолжал им служить. Только тогда, когда белых приперли, он стал ярым большевиком. Я считаю, что здесь дело очень серьезное и его надо вскрыть, и таких коммунистов нам в партии не нужно». Гребнев совсем не жалел Лабутина: «Здесь не понятно, что он здесь не помнит тех боев, которые были под Перьмой [так! – И. Х.]. Несомненно, он там возил офицеров на фронт. Мне кажется, он здесь говорил совершенно неоткровенно. Так же те случаи, которые были и в Омске. Ему как большевику в те времена нужно было бы это знать. Мне думается, что он в большевистской организации никогда не был». И обратился к ответчику напрямик: «Тебе надо здесь говорить откровенно. Если бы ты имел большевистскую закалку, то бы давно от белых бежал, а у тебя не было ни одной попытки к этому».