Читать книгу Лавердо онлайн

– Я понял. Как он тебя из комсомола гнал. Вот исток трещин в монолите. Все мы измазались в том дерьме!

– Не забывается образ с плотиной. Ха. Но почему все измазались? Вроде та заваруха только меня касалась.

– Ничего себе – только меня! – передразнил Тронский. – С той минуты, как жизнь слилась из верхнего бьефа в нижний, – всех касалось! Всех пятерых. Так ты что? Индульгенцию пожаловала?

– Не получился разговор. Я его сволочью назвала. Упреждающе. Он ответил только, что пожалел меня на комитете.

– Вот Пашка, фальшивая змея! Пожалел? Ха-ха. Как бы не так: приссал, когда я вступился. Он всегда был трус. Не сразу проявилось. Помнишь, как в Крыму я спрыгнул со скалы в море? А он подошел к обрыву и… только посмотрел вниз. Правдоруб и трус. Такая экзотическая смесь получается. За это судьба ему и отплатила, – Шура злорадно заржал.

– Ты вступился?! Вот, оказывается, кто мой спаситель!? Что ж ты сказал такое?

– Он испугался за свою шкуру. – Тронский понизил громкость голоса до минимума, оглядевшись по сторонам, приподнял для значительности брови.

– Что убавил звук? – Тамара тоже перешла на шепот, второй раз за пять минут. – Что вы все боитесь, наушники? Ни КГБ, ни партии давно не-ет.

– Не важно. Пашка сильно наложил под себя. Вика подтвердит.

Шура налил водки и выпил. Возникла пауза. Тамара еще раз прокрутила в голове ту сорокалетней давности сцену. Что могло испугать Знаменова? Он изначально хотел ее потопить – однозначно. И также однозначно, что кто-то ужалил его в ахиллесову пяту, пока ее, Тамару, попросили выйти. Ну, не Шура же – они были друзья. Не сам себя. Не проснувшееся человеколюбие. И что это за пята!? Мало-мальски вразумительной версии не нащупывалось.

– Так что ты сказал такое, Шура? Тогда. Что?!

– Давай о другом, – Шура пододвинулся ближе. – Расскажи про Лельку. Я думал, что стерлись воспоминания, а вот тебя увидел – и понял, что помню. Что знаешь?

– Нет, давай договорим про комсомол! Что ты сказал Паше на комитете?

– Не помню. Давай все-таки про Лелечку.

Шура лукавил. Он не «не помнил», а не понял, какой тумблер перещелкнул в Пашкиной цепи. Но после Шуриного выступления в прениях (а его аргумент явно не тянул на страстно-возмущенный «глас народа») машинка комсомольской репрессии вдруг поехала в обратную сторону. Павел сдулся – идеологический праведник превратился в запуганного хорька. Тогда это действительно удивило Шуру.