Читать книгу Дао путника. Травелоги онлайн

– Азия, – говорил Меттерних, – начинается с Ландштрассе.

Поэтому страна Габсбургов считала себя евразийской державой. Как, впрочем, всякая порядочная империя – от Pax Romana до Pax Americana. Западную историю легко представить расширением пограничной зоны, объединяющей Европу с Азией и лежащей между двумя океанами – Атлантическим и Тихим. Как все соблазнительные гипотезы, эта не зависит от географических координат. Сегодня она верна как для Восточного, так и для Западного полушария.

Перебравшись в последнее, я сразу обнаружил в нем австрийские реликвии. На моей окраине Манхэттена тогда еще жили венские евреи. Здесь вырос Генри Киссинджер. На нашем углу стояла мясная лавка Гарри, которого никто не видел без бабочки. Мою столетнюю соседку звали фрау Шпигель. Сквозь жидкую стенку было слышно, как она поет Шуберта, когда моет посуду.

– Нью-Йорк, – решил я, – реинкарнация Вены.

Первое впечатление оказалось и преждевременным, и верным. Нынешняя Вена – имперская столица без империи: непомерный город для живописной страны, помещающейся на рождественскую открытку.

Подобная ошибка в масштабе отличает и другие города, изменившие истории: Стокгольм, Лиссабон, Петербург, но главный из них – Нью-Йорк. Ни он, ни Америка никогда не верили, что принадлежат друг другу. Жертва мезальянса между Старым и Новым Светом, Нью-Йорк так и остался столицей самого себя. Город, лишенный как генетической, так и кармической зависимости, он сам выбирает, на кого стать похожим и кем ему быть в предыдущем рождении.

Чем дольше я здесь живу, тем чаще думаю, что австрийская утопия не умерла, а переехала. Окончательно я в этом убедился, когда к нам из Вены переехал климтовский портрет Адели, окрещенный с присущей Нью-Йорку скромностью “нашей «Моной Лизой»”. Самая дорогая (из тех, что продаются) картина изображает утонченную до болезненности деву с прозрачным лицом и изломанными руками. Климт видел в ней новую Венеру, а вышла старая Европа, умирающая от пресыщенности. Ее худое тело укутывает шлейф прежних увлечений, убранный символами полузабытых вер и царств – Крит, Египет, Византия, Габсбурги. Влюбившись в эту декадентскую икону, Нью-Йорк решительно вступил на тропу войны за австрийское наследство, покупая его по одной картине за раз.