Читать книгу За туманами Большой реки онлайн
– Погодите, – сказала одна, – я вам клеенку принесу, станете в дороге от дождя укрываться, ежели чего.
– Что уж, не могли с Николаевки лошадь послать? Или в Красном подрядить подводу? – ворчали старушки.
– Где теперь лошадей взять? Всех на фронт угнали. Сначала мужики ушли, потом коней забрали… Остались кривой да желтый…
Вверху по течению, куда ушел паромщик, послышался плеск воды и скрип уключин, скоро и сам паром засветился огнями.
– Шевелись! – подбадривал перевозчик детей. – Залезайте на паром, да держитесь покрепче за леера.
Паром – две большие лодки, поверх которых настелены доски. Он шел против течения, паромщик с сыном налегали на весла, которые были сделаны из нетесаных брусьев, с огромными лопастями на концах. Двигались медленно. На середине реки течение яростно подхватило паром с детьми и понесло вдоль берегов.
– Навались! – страшно кричал паромщик своему напарнику. – Еще раз, еще…
На том берегу загорелся сигнальный фонарь, на который ориентировался этот утлый ковчег с сиротами.
И тут среди темных облаков сверкнула молния, и небо с грохотом порвалось поздней осенней грозой. – Это, ребята, к счастью, – прошептала проводница прижавшимся к ней малышам.
Но, наконец-то, паром вырвался из объятий реки и ткнулся в берег. Осторожно вышли на сушу. Ване показалось на какой-то момент, что там, на той стороне могучей реки, осталась страшная война и все беды, которые принесла она людям.
Гроза, все еще ворча, откатывалась за реку, сверкала зарницами над бескрайними кряжами тайги.
Где то там, далеко, за темными лесами, за высокими горами, за широкими долами Красная армия билась с лютым врагом.
На календаре была самая середина войны.
Ночная дорога
Берег был крут, дорога долго карабкалась в гору. На самом верху ее стояла желтеющая в темноте церковь. Над куполом ее, над покосившимся крестом кружилось, с недовольным криком, потревоженное воронье.
– Ребята, – сказала Нина Михайловна. – Распределитесь парами и возьмитесь за руки. Путь будет долгим. Двадцать километров, – и повторила уже тихо, – двадцать…