Читать книгу Собрание произведений. Т. II. Проза онлайн

– Я знаю, что моя речь звучит подозрительно. Но я готов ограничить круг касаемых идей чисто литературными ассоциациями, говорить в пределах дозволенного и потому совершенно открыто. К тому же сопроводители знают меня как внештатного лектора и придираться не будут, вообразив, что все и без того упорядочено, я им тоже часто читаю, когда попросят. Повсюду есть человеческая природа. Просят – читаю.

Возразить было нечего, и я сказал:

– Хорошо.

– Идите все сюда, – обратился тогда оратор к толпе.

Кольцо человек в тридцать отвернулось и окружило нас. Большинство было с чем-то там на физиономиях, но потом возникли другие – обычные люди. Сивый издали сделал Ведекину ручкой и отошел. Тот сухо поклонился вслед: знакомство не льстило. Затем, увидев, что ждут, начал примерно так:

– За кажущейся заурядностью нашего героя скрывается глубокий смысл. Это мне сказал недавно один… – тут он посмотрел мне в глаза, улыбнулся совсем профессионально и неизвестным способом дал понять, кто именно сказал, то есть что я.

– …и я с ним полностью согласен, – если не со способом выражения, в котором мне видится пышная звонкость, не вполне соответствующая духу обстоятельств, – то с мыслью, заключенной… – он сделал нежеланную паузу и окончил фразу упавшим голосом, особенно к концу:

– …заключенной в его словах.

Это было очень интересно. Все, кто в толпе еще сохранял человеческий образ, немедленно ощутили, что происходит нечто не вполне официальное. Но поскольку позиция оратора выглядела по привычке казенной и отвратительной, слушатели, заметив по тому, как он споткнулся на слове, значение которого до них даже и не дошло, что она у него и непрочная, уразумели свое. Итак, она была непрочная и отвратительная. Поэтому над Ведекиным стали потихоньку смеяться, не вникая в тонкости его суждений по существу. Сначала, когда он заявил, что в лице Романа (Рыжова) мы все в этот самый момент хороним роман как литературный жанр, – никто на его остроумие даже и внимания не обратил, по обычаю пропуская мимо ушей государственную словесность. Однако едва он углубился и дал слабину, призывая аудиторию в соучастники и судьи, как сразу потерялся, стал неоснователен сам по себе, – независимо от пронизывавшей его речь иронии слегка на потребу публике, вызывая ее смех.