Читать книгу Российский колокол. Зимний лес онлайн

Так и рос Захар между двух лагерей: жалеющих и ругающих. Мать иногда расспрашивала сынка, почему он убегает ночью из дома. Мальчик отвечал, что не помнит. Но с семи лет стал понимать: боялся бесов – они мерещились ему ночью. И Захарка боялся, причём отчаянно. В малой комнатке он спал с раннего детства один. Отец не приваживал сына к матери, отучал от её нежностей уже с трёх лет. Прийти ночью в комнату к родителям не мог: запрещали категорически. Он и сбегал через единственное доступное ему место, ведь дверь была закрыта на ключ и он хранился у отца. У соседей же ребёнка кошмары не мучили.

В школьные годы Захар оставался боязливым, и сверстники это чувствовали. Часто он оказывался жертвой более сильных мальчишек, которые, подбегая, кричали: «Намылим харю Захару» – и били в лицо или грудь. Он считал, что его беды от этого имени, и тихо ненавидел родителей. Учился Захарка плохо, отчего мать только вздыхала и тайно молилась, а отец бил сына ремнём без пояснений.

Но всё изменилось, когда отца осудили по уголовной статье. Мать и бабушки молчали, но Захар слышал, что болтали соседи: «За пристрастие к сугубой справедливости заслали Григория Ананьевича. Не поделил что-то с властями», – говорили одни. Но злые отвечали: «Не так всё. Скурвился фронтовик. Проворовался».

И слова похуже слышал подросток, но вскоре перестал замечать кривотолки. Начались в его жизни перемены после потери отца: именно так Захарка расценил слова матери. Евдокия Никифоровна, жалея сына из-за побоев сверстников, вскоре привела его в Дом культуры, в секцию по борьбе и боксу. Нового Захара однокашники и парни постарше почувствовали уже через три месяца. Походка, взгляд карих глаз, манеры подростка изменились неузнаваемо. И, проверив для интереса свои догадки, напоролись на неведомые им раньше кулаки и силу воли. Постепенно подросток стал лучше учиться в школе, все его страхи рассеялись. Весной он впервые за свою школьную жизнь решил не стричься очень коротко, и дома мать-парикмахер укладывала ему красивую причёску. Теперь никто не мог покуситься на его каштановые волнистые волосы: ни облить, ни дёрнуть за них.