Читать книгу Огни в ночи онлайн

Смерть есть, от неё не уйти.

И смерти нет, пока он летит над Россией, над миром, белый лебедь, Фёдор Тютчев.

Летит между звёзд.

• Небесный свод, горящий славой звездной,
• Таинственно глядит из глубины, —
• И мы плывем, пылающею бездной
• Со всех сторон окружены.

Марианна Дударева:

апофатика русской культуры

как новое осмысление

культурной парадигмы

Сама жизнь апофатична. Непознаваема. Культура как составляющая жизни, а точнее сказать, её нравственный и образный концентрат, сгущение основного признака человеческой жизни – психизма, работы Духа, – апофатична тем более. Обращаясь к пространству мiрового христианского богословия (и Православного, и католического, и протестантского), мы можем довериться той простой мысли, что катафатическое богословие, восходящее от положений разума к существованию (сущности) Бога, к состоянию человека, предельно близко оказывающегося подле Божества и Божественного, – это богословие, этот вектор катафатики не противоречит богословию апофатическому. Феномен богословия, основанного на отрицании, говорит нам о непознаваемости Бога, а значит, и Мiра. Тютчевское «мысль изреченная есть ложь» – это не о лжи как о бытовом обмане, и даже не о так называемой «святой лжи»: это о невозможности, неспособности постигнуть Бога мыслью и претворить, перелить эту мысль в слово, в Логос. Хотя и тут парадокс – следуя Евангелию от Иоанна, мы вынуждены признать, что «Слово было Бог», и знак равенства тут торжественно ставится между Логосом и Теосом.

Разум – вполне определенное состояние Живого, тварного, сотворенного по образу и подобию Божию, и это состояние фиксирует, запечатлевает само себя посредством Логоса.

А апофатика? Чем тогда человек может принять, познать и понять Бога, если внутри апофатики он так или иначе отказывается от работы разума и обращается к материям трансцендентным – к неизреченности, безграничности, непостижимости?

• Он имел одно виденье,
• Непостижное уму,
• И глубоко впечатленье
• В сердце врезалось ему…

А. С. Пушкин в стихотворении «Жил на свете рыцарь бедный…» абсолютно чётко обозначил этот апофатический, непостижимый, необъяснимый объект: «одно виденье». Видение – непостижимо. Звёздное небо – необъяснимо. Жизнь и смерть – несказуемы. Эта частица-приставка «не-», это таинственное отрицание, отвечает сама за себя, обозначая негласное табу, территорию сакральности, границу которой не только нельзя переходить, запрещено перейти, но, в первую очередь, перейти НЕВОЗМОЖНО.