Читать книгу Провокативная терапия онлайн
В течение последующих месяцев клиентка произвела в своём поведении ряд давно назревших и легко заметных изменений. После того как эти изменения были окончательно закреплены в её поведении, а повторяющийся цикл госпитализаций, казалось, окончательно прекратился, клиентка решила, что больше не нуждается в наших встречах. Во время последней беседы я спросил её, помнит ли она, как я вёл себя во время нашей первой встречи и как я «переключился» после её «я не это спросила». Я задал её вопрос: какой из двух способов работы кажется ей более полезным? Она сделала небольшую паузу, посмотрела на меня прямо и сказала: «Скажу так. Я не езжу каждую неделю по 400 километров туда-обратно, чтобы побыть в одиночестве».
Барт Старр, квотербек футбольной команды «Грин-Бей Пэкерс» как раз в то время (в начале 60-х годов) как-то сказал, что, когда после нескольких лет игры в Национальной футбольной лиге он занял позицию центра, у него внезапно будто пелена спала с глаз и он мог «прочитать» защиту соперника. Меня поразило, как точно он описал мой собственный новый профессиональный (и личный) опыт обучения пациентов и клиентов. В этом опыте присутствовала какая-то внезапность, будто пелена спала с моих глаз, будто кто-то включил свет, будто клинические феномены, на которые я так долго и пристально смотрел, вдруг оказались в фокусе.
Я испытывал волнение и восторг от каждого нового открытия, но иногда я доходил до отчаянья, хотел сдаться, думал, что мало кто (кроме друзей-психотерапевтов, таких как Форест Орр, Чарли Труакс, Аллин Робертс, Джин Гендлин, Джо Биледдо и некоторых других) говорит на «моём языке», а тем более понимает, о чем, чёрт возьми, я толкую.
Мне иногда вспоминалось высказывание Генри Торо: «Если человек не поспевает за своими товарищами, возможно, это потому, что он слышит другой ритм. Пусть он шагает под ту музыку, которую слышит, неторопливо и до тех пор, пока она не закончится». Иногда эта мысль поддерживала меня, а иногда казалась верхом поэтической глупости. Звучало красиво, но в голове часто и отчётливо возникала картина: я двигаюсь по своей дороге, а остальной мир идёт в противоположном направлении, и от этого моя «музыка» кажется какофонией диссонирующих, мрачных нот, от которых хотелось бежать за остальными с криком: «Эй, ребята, подождите меня!» Сказать, что временами я чувствовал себя одиноким, – значит не сказать ничего. Я не чувствовал себя брошенным, поскольку понимал, что сам принял решение идти по этой дороге, но иногда мне казалось, что я обязан идти по ней, что у меня нет выбора, как я неоднократно говорил Джун (точнее, кричал). Временами я чувствовал себя загнанным, связанным по рукам и ногам. Это был ад.