Читать книгу Свидание у реки онлайн
Любава, взявшись шить юбку к Новому году, оторвалась от работы и успокоила Пелагею Ильиничну.
– Да нет, это Петруха дрова Колобковым повез.
– Как бы они там гостинец Митрию не растрясли.
– Я хорошо упаковала. Не растрясут…
В три часа дня маленький красный вертолет пронесся низко над домами и легонько торкнулся на специально расчищенную поляну возле поселкового клуба. Волнение, которым была переполнена Пелагея Ильинична, невольно передалось и Любаве. Бросив шитье, она подхватилась одеваться и уже на ходу, с порога, сказала Пелагее Ильиничне:
– Я сейчас, мигом обернусь.
Когда Любава прибежала к вертолету, многие женщины уже получили мужние посылки и теперь напористо расспрашивали вертолетчиков и Просягина о том, как выглядят их суженые, да не болеют ли, да не надобно ли им чего.
Любава взяла из рук директора промхоза маленький сверток, замешкалась, не зная, что ей делать дальше.
– Кланяется вам Дмитрий, – улыбнулся Просягин, – ну и само собой – целует накрепко.
– Как он там? – тихо спросила Любава.
– Скучает, – серьезно ответил Просягин, – домой рвется… Ну а с промыслом у него всегда хорошо.
Любава вспыхнула, поблагодарила Просягина и, провожаемая любопытными взглядами женщин, поспешила домой.
В свертке оказалась ловко выструганная из дерева матрешка и три письма. Одно – Пелагее Ильиничне. Два – Любаве.
Пелагея Ильинична, положив письмо на стол, долго разглядывала матрешку, потом тихо засмеялась и сказала:
– А ведь это он тебя, Любава, выстругал… Посмотри.
Любава взяла матрешку, вгляделась и неожиданно в самом деле увидела сходство с собой. Удивленно посмотрела на Пелагею Ильиничну, опять на матрешку, и вдруг по круглым щекам ее румянец пролился.
– Давай читать будем, – предложила Пелагея Ильинична и, захватив свое письмо, ушла к русской печке, где доспевал праздничный пирог.
Любава свои письма прочитала быстро. Опустив руки на колени, долго сидела, глядя в маленькое оконце на улицу. Потом начала перечитывать места, которые особенно удивили и взволновали ее.
«Лед-то уже установился, прочно встал, – писал Митька, – когда я в пустоледье угодил. В таких-то пустоледьях, Любава, завсегда выдры обитают. Вот я и наладился там капканчик насторожить. А того не заметил, что у пустоледья двойное дно. Вот и ухнул по самую маковку. А течение в том месте – страсть! Теперь уже не помню, как успел руками за кромку льда ухватиться. Течением-то волокет меня под лед, уже и ноги затянуло, а туловом я еще в пустоледье барахтаюсь. Первый раз в жизни, Любавушка, мысль пришла, что каюк мне в этом пустоледье. Что не выдра мне попалась, а сам я в историю попал. Руки-то у меня ослабли, красные от мороза, я их, руки красные, и сейчас вот как хорошо вижу перед собой. Ну, значит, ослабли и скользят по льду. Уже одними пальцами цепляюсь я за лед и чую; еще минута – понесет меня подо льдом и – хана. А в этот момент вдруг встало передо мной лицо твое, Любушка, и так оно живо встало, словно бы смотришь ты на меня и с укором головой качаешь. Мол, что же ты, Митя, так просто дался, или нет в тебе воли никакой. И, поверишь ли, Любонька, откуда только силы взялись. Обозлился я, вцепился пальцами в лед так, что из под ногтей кровь выдавилась, подбородком на лед навалился и по сантиметру вытащил себя из пустоледья. Лежу, от меня пар валит, одежда тут же ледяной коркой схватилась, а подняться – сил нет. Ну ничего, оклемался потихоньку.