Читать книгу Хронограф онлайн

– Это Эдуард Лимонов, – сказал Бачурин, и уложил листочек в карман.

Так что же это было? Абсурдизм? Эхо Хармса? Какая разница… Это был взрыв в нашей мастерской, настоящий взрыв на фоне общей московской затхлости.

Эти странные стихи в великолепном исполнении Бачурина нас взорвали изнутри. Всё вдруг переменилось. Это было «Явление Лимонова народу», иначе не назовёшь. Оно случилось зимой 1974 года.

1974—1975 годы были временем большого взрыва в московском искусстве, взрыва по масштабам революционного. Прогремела «Бульдозерная выставка»81, за ней последовала волна выставок в мастерских. Независимые группировки авторов внезапно оказались в поле зрения друг друга. И все ахнули. Ахнули от того, что оказалось, что все занимались примерно одним и тем же!

Андеграунд перестал быть андеграундом.

С этого момента и началось осознанное развитие альтернативной культуры с противоборствами, столкновениями, отрицаниями и доктринами.

Я смею утверждать, что русское новейшее искусство как феномен возникло в 70-е годы, слегка захватив самый конец 60-х. И началось именно с экзистенциалистов. Всё, что было раньше, было всего лишь процессом взбраживания.

После указанных событий 1974-го мы с Приговым, будучи в тот период страстными экзистенциалистами, с ужасом обнаружили существующее перепроизводство и девальвацию экзистенциального продукта по всей Москве. Столкнувшись с переизбытком «духовности», мы стали испытывать что-то вроде удушья, захотелось пошире распахнуть форточку. Тем более, что мы повзрослели, и нам требовалось новое противостояние, трезвое и аналитическое. И вот, в это распахнутое окно ворвалось бесчисленное множество языков, целое вавилонское столпотворение. Вертикаль в нашем сознании начала стремительно обрушиваться, и мы оказались среди гигантской свалки социальной горизонтали, которая требовала раскопок, расчленения, изучения и инвентаризации.

Это открывшееся многоязычие сулило невероятные возможности для немыслимых прежде комбинаций. Интересно было всё, как высокое, так и низкое, а их столкновение высекало целые фейерверки искр. Жизнь наших старших товарищей стала восприниматься нами как хождение на котурнах по тщательно вымытому полу, а претензии их на последнюю истину мы тут же заменили на истину «предпоследнюю». «Профанный» язык перестал казаться презренным. Чистота стиля сделалась ненужным препятствием. Мы долго искали термин для наших открытий. Мелькали и «полиязык», и «полистилистика», и «метаязык», и чёрт-те что ещё, но так ничего и не клеилось. И наконец мы нашли. Полисистема, то есть система пластических языков, таких как язык скульптуры, плаката, живописи, лозунгов, газет, высокой поэзии. Всё вместе, как в театре марионеток. Мы сменили исповедальную, монологическую позу художника на позицию художника-сценографа.