Читать книгу Дуреха онлайн
– Натуль, если что, милости просим, – сочувственно подмигивала Дарья.
Даша поначалу испытывала чувство вины перед сестрой за то, что дед именно ей оставил свою квартиру.
Наташка, узнав об этом, отмахнулась:
– Перестань, сестренка! Все же знали, как дед тебя обожал, ты же на отца вон как похожа! Я-то – копия мамы, а ты – отцовская порода. Дед на тебя надышаться не мог, и это естественно, что теперь ты живешь в его квартире.
Дарья действительно впитала все отцовские черты характера. Любила театр, животных и уединение. Была свободолюбива и достаточно упряма. И, в отличие от сестры, не стала продолжателем семейной династии по материнской линии, где все были врачами.
Хотя, чтобы не довести бабушку до инфаркта, Дарья делала попытки: в медицинский институт поступала, но, завалив химию, тут же переложила документы в медицинский колледж, чем довела старушку до истерики.
– Господи, – причитала бабушка. – Как людям в глаза смотреть? Бабушка – врач, мать – врач, сестра – врач, а ты кем будешь, горе мое?
– А я буду медсестрой или фельдшером, – безразлично пожимала плечами Дарья. – И это тоже, между прочим, очень приличная профессия. И медсестры тоже, кстати, медицинские работники.
– Не надобно нам медсестры, – стояла на своем бабушка. – И фельдшеры нам не требуются! Забирай документы, на следующий год снова будешь поступать.
Но Даша на уступки не пошла, документы не забрала, и, закончив медицинский колледж с отличием, стала работать в огромной клинической больнице на Каширке.
Работу свою она любила. Единственное, что ее мучило, – это ранние подъемы. Утренние смены, повторяющиеся с завидным постоянством, стали для нее настоящим бичом: опаздывать на работу было нельзя, но и просыпаться рано казалось невозможным.
Вот и сегодня, услышав звон будильника, Дарья, проклиная все на свете, уселась в кровати, силясь разомкнуть тяжелые веки. На автопилоте встала, сунула босые ноги в тапочки, и, еще не восстановив утерянное за ночь равновесие, покачиваясь, двинулась на кухню.
В завтраке она себе не отказывала, и все, что касалось еды, ею никогда не обсуждалось и не осуждалось.