Читать книгу Казнь мира сего онлайн
– Привет, – нежно прошептала Ольга, и, чуть привстав на цыпочки, легонько чмокнула его в губы, – раздевайся, проходи. Я уже скоро. Сегодня сразу к тебе, или заедем куда-нибудь? – спросила она лукаво улыбаясь.
Он взглянул на нее и, кажется, потерялся на пару мгновений, без остатка утонув в ее больших серо-зеленых глазах:
– Э-э-э, что? – глупо улыбнувшись, протянул он, и наконец уловив смысл ее вопроса, ответил как-то невпопад, – да мне все равно… ну, в смысле мне, конечно, совсем не все равно… «боже, что я несу?» – прошептал он себе под нос, опустив взгляд и погладив рукой лоб, при этом продолжая глупо улыбаться. – Мне все равно куда, лишь бы с тобой… вот, – в конце концов произнес он, окончательно потерявшись.
– Я тебя люблю, – тихо шепнула она, смущенно улыбаясь в ответ, и, поманив рукой, исчезла за дверью своей комнаты.
– Сережа, это ты? – раздался вдруг звонкий голос Ольгиной мамы, – проходи на кухню чай пить, а то замерз, наверное? На улице-то ужас что творится.
Из комнаты выглянуло мило извиняющееся Олино личико. Она ему подмигнула и снова исчезла за дверью.
– Здравствуйте, Ирина Васильевна, с огромным удовольствием, – ответил он, проходя на большую и светлую кухню.
Он сел на краешек стула и отхлебнул обжигающего душистого чая. Мама Ольги, улыбаясь, повернулась к нему от плиты и села напротив у окна.
– Ну как у тебя дела, как работа? – спросила она, но не дежурным вопросом, а как-то очень искренне, с участием.
Он немного помолчал, подумав о чем-то своем, и, мечтательно глядя куда-то вдаль, также искренне ответил, растягивая слова:
– Я самый счастливый человек на свете, Ирина Васильевна, – он перевел на нее взгляд и улыбнулся.
Она улыбнулась в ответ, но при этом легкая, едва заметная грусть промелькнула в ее глазах. Ирина Васильевна взяла чашку и сделала глоток, опустив глаза. Нечаеву тут же вспомнился разговор, который был у них тет-а-тет на этой самой кухне месяца два назад. Точнее, это был даже не разговор, а по большей части монолог Ирины Васильевны.
– Понимаешь, Сережа, у меня ведь кроме Оленьки никого и нет больше. Папа у нас умер, когда Оле было восемь, ну ты и так уже все знаешь, – сказала она, тяжело вздохнув. – А любила то она его так сильно, что уж и нет, пожалуй, сильнее этой простой детской любви на всем белом свете. Бывало, сядет к нему на колени, прижмется, обнимет крепко ручками за шею и не отпускает, как будто заранее что чувствовала… А как не стало его, так словно душу у нее вытащили, месяц в школу не ходила, все лежала у себя на кроватке, да горе-то свое детскими слезками и выплакивала. У меня сердце на части разрывалось, ничего поделать не могла, а врачей не звала, боялась, что и ее у меня отберут. Так вот теплом и материнской лаской и лечила. Хорошо хоть на работе отгул дали, вошли в положение. И слава богу, начала потихоньку оттаивать дочурка моя ненаглядная. Помню, однажды улыбнулась мне в самый что ни на есть первый раз после горя-то этого великого, да и обняла меня своими ручонками за шею, как раньше Колю обнимала. А я уж тут и не знаю, плакать мне или смеяться – все во мне в тот миг перевернулось… Вот так и жили мы с ней душа в душу. И мне-то уже никто, кроме нее не нужен был. Вся моя жизнь в ней одной, моей кровинушке, и заключалась… А теперь уж и подросла: скоро двадцать два исполнится, институт заканчивает. А и сейчас, бывает, взгляну порою украдкой на нее, и почудится мне всего лишь на один какой-то короткий миг в глазах ее тоска смертельная, так и холодеет у меня все внутри, так и хочется обнять ее и на руках покачать, как маленькую. А вот как она тебя встретила, сразу такой хорошей, такой счастливой стала, и тоска-то эта самая больше уж вроде и не показывается, будто и не было ее… И до тебя у нее ухажеры были, да все не то, – махнула рукой Ирина Васильевна и замолчала.