Читать книгу Нрав и права онлайн

И Довлатов спросил меня вдруг:

– Володя, скажи мне, пожалуйста, что такое, по-твоему, время?

И тогда я ответил Сергею:

– По-моему, так я думаю, время – это материя.

– Значит, время материально?

– Безусловно.

– Как мы с тобой?

– Да.

– И космос?

– Конечно.

– И слово?

– Разумеется.

– Что «в начале…»?

– Помнишь?

– Помню.

– Да, «было слово».

– И пространство?

– Думаю, тоже.

– Ну а мысль?

– Я уверен в этом.

– Ну а память?

– И память.

– Так… Всё, выходит, материально.

– Вся вселенная.

– Ну а дух?

– Дух – таинственная материя.

– Но – материя, а не символ, не какой-то условный знак?

– Полагаю, что это так.

– Хоть и странно мне, этому верю я.

– Время – это сама материя.

– Есть у времени – имя?

– Есть.

– Но какое?

– У каждого времени, так я думаю, есть своё имя.

– Чтоб не путать его с другими?

– Если хочешь, можно и так.

– Да, всё это – отнюдь не пустяк.

– Нет случайного в мире.

– Нет?

– Есть лишь связь всеобщая. Свет.

– Свет? Согласен.

– И путь.

– Ну да!

– И на этом пути – звезда.

Круг хождения нашего раннего скоро должен был там замкнуться, где, на воздух с похмелья выбравшись, мы с Сергеем его начинали, то есть – в доме, в моей квартире.

Он уже виднелся вдали, впереди, светлел за деревьями, дом, в котором нам предстояло как-нибудь, как выйдет, как сложится, как получится, – что гадать? – может быть, в безбрежной хандре, из которой так трудно вырваться, может быть, в надеждах подспудных, в ожиданье чего-то нового, небывалого, вроде сказки, пусть наивно, в наше-то время, о таком вот чуде мечтать, ну а может быть, с Божьей помощью, – уж во всяком случае, честно глядя правде в глаза, с достоинством, как пристало поэту с писателем, и, конечно же, с мужеством должным, без которого просто нельзя нам двоим ни жить, ни дышать, словом, вновь уповая на что-то, что могло бы спасти нас вдруг, появившись из ниоткуда и каким-то загадочным образом, скоротать наконец-то весь назревающий нынешний день.

Довлатов, сморщив лоб, взглянул на меня из-под густых, расходящихся от переносицы двумя извилистыми дугами, бровей своими тёмными, с расширенными, влажно чернеющими зрачками и красноватыми, после бессонной ночи с питьём и беседами, белками, как-то слишком отдельно и независимо от всей массивной его фигуры существующими глазами – и горестно, глухо вздохнул: