Читать книгу Рождение флагмана онлайн

В 1980 г. Александру Николаевичу исполнилось пятьдесят лет. «Второй тайм мы уже отыграли…», – грустно сказал он мне. В этом же году он перешел на работу в Московскую дирекцию КамАЗа. Вскоре он стал руководителем представительства ГАЗа в Москве.

У КамАЗа был достойный первый главный металлург, литейщик с большой буквы и глубоко порядочный человек.

Впервые слово «КамАЗ» я услышал в 1970 году. Страна находилась в эйфории от ВАЗа, и появление объекта, соизмеримого с ВАЗом, сразу сделало КамАЗ предметом внимания и надежд для многих людей, не сумевших реализовать себя в полной мере на своих прежних местах работы.

Побуждающие к КамАЗу мотивы у людей были разные. Многих привлекала уникальная возможность побывать за границей за счет государства (рассказы о молодых специалистах ВАЗа, вернувшихся из Италии, впечатляли многих и не только алчных). Впоследствии я убедился, что многих из пионеров КамАЗа двигал именно этот мотив.

Многие ехали на КамАЗ, ища выход из сложных семейных ситуаций. «Нижнекамск строили заключенные, КамАЗ – разведенные» – афоризм, который приходилось часто слышать впоследствии. Да, КамАЗ был и остается статистически местом впечатляющих встреч и драматических расставаний. Драмы прежние для многих перерастали на КамАЗе в драмы новые, но надежда на лучшее привлекала на КамАЗ многих.

Многие ехали на КамАЗ в надежде разрешить лучшим образом жилищную проблему.

Ехали на КамАЗ и романтики. Ехали жадные до денег. Ехали авантюристы. Ехали из любопытства.

Однако и сейчас, спустя тридцать лет, могу заявить, что ведущие специалисты КамАЗа являлись лучшими специалистами, которые были в то время в СССР.

Когда я впервые оказался в дирекции КамАЗа в Кадашевском переулке возле Третьяковской галереи, меня поразила молодость и энергия руководителей КамАЗа.

Первым из руководителей, с которым я встретился на КамАЗе, был Геннадий Дмитриевич Потейко, заместитель главного инженера литейного завода КамАЗа, низкорослый крепыш, живой как ртуть, с хитрыми, бегающими глазами. Он весь излучал юмор и движение. О самых сложных вещах он говорил просто, легко и с каким – то только ему присущим оптимизмом. Впоследствии я убедился, что его легкость основывалась на глубокой компетентности, большом опыте, широкой человеческой доброте и уважении к товарищам по работе. До КамАЗа он работал главным металлургом Кременчугского автомобильного завода и прошел там отличную школу решения металлургических проблем автомобилестроения. На литейном заводе КамАЗа он занимал должность заместителя главного инженера по подготовке производства. Мне пришлось проработать с Геннадием Дмитриевич около трех лет, и я не разу не видел его в каком – то ином состоянии, кроме весело – юмористического. Временами создавались ситуации, когда над нами сгущались тучи и можно было ожидать самой драматической развязки. Но даже в такие моменты Геннадий Дмитриевичем шутил, острил, действовал спокойно и весело. Он часто возглавлял Московскую дирекцию литейного завода, от него зависели зарубежные командировки работников литейного завода, но сам он так за границей и не побывал. В тех конкретных условиях это можно было расценивать как проявление неполноценности. За его веселостью и юмором скрывалась большая обида, которая впоследствии и привела к тому, что сыграв исключительно важную роль в принятии проектных решений по литейному заводу КамАЗа, он уволился с КамАЗа еще до первой плавки. Уезжая с КамАЗа он передал мне большой архив, относящийся к 1970–1976 годам, как будто чувствовал, что это лучший способ его использования.