Читать книгу Звезда-окраина онлайн
Зашел как-то раз в театр Дантон. Заприметила сразу его голова, отчаянным усилием шейных мышц оторвалась от сюртука, докатилась до края сцены да ругаться начала, мол, из-за тебя вся эта свистопляска: «И чего вам не жилось при Бурбонах!»
– Как так, – сказал Дантон. – Кто позволил голове Людовика речи произносить? Это вызывает упадок духа народа! Позвал он нацгвардейцев и велел им голову схватить и судить заново. Казалось бы, можно вырвать Людовику язык, но в конвенте было решено, что такая мера противоречит духу революции, самой бескровной и гуманной в человеческой истории. Возникла идея обменять голову на пару итальянских княжеств, а что с ней папа римский будет делать – не нашего ума дело. Ну а что если голова эта армию возглавит? Нет, надо её пришить к телу козла, тогда все со смеху помрут. На том и сошлись. И действительно, как увидели французы своего бывшего государя с телом козла, так все начали смеяться, хоть революция – это дело и серьёзное. Засмеялись Елисейские поля, засмеялась площадь Перевёрнутого трона, засмеялось Сэнт-Антуанское предместье. Засмеялись судьи, отправлявшие на гильотину по сотне-две врагов нации за день, засмеялись надзиратели, висельники и палачи, члены конвента и обычные работяги.
Казалось бы, хорошо заканчивать революцию смехом, ведь, смеясь над другими, смеешься и над самим собой, вспоминая себя в похожих ситуациях. И вернули бы, наверное Людовика на трон в таком виде.
И действительно, в Париже даже организовали шуточную демонстрацию под монархическими знаменами и сборище это в шутку даже велели разогнать. Но всем известно, что безудержный смех – в то же время и предвестник большой беды.
Был один человек, по прозвищу Баламут, который не смеялся. Вот его-то по случайному стечению обстоятельств и отправили разгонять эту собрание. Его собственная революция только начиналась.
4
- Разрушен Карфаген? – спросил меня у брода
- Одетый в тогу хмурый ветшанин.
- – Как знать… вчера, я слышал, воевода
- Среди платанов что-то с жаром говорил…
- Но я на тракте, путь покрыт туманом,
- Хоть и на гноище дороги все ведут,
- Не различить – то Рим или Иваново?
- Или пустырь, где будет кончен твой маршрут?
- Спасительный твой образ вновь потерян,
- Как упустив в ночи полярную звезду,
- Усталый путник, хоть и был конечно беден,
- Но новых бед обрящет череду.
- Мы начали наш путь друг к другу с расставания
- В начале лета, чтобы встреться зимой.
- Такая доля у людей – почить в изгнании,
- Из рая в то, что бес не назовёт тюрьмой.
- И что нас ждёт в дали, за перевалом?
- Каким мы будем отданы мучителям?
- Всё нынче хуже, колют тонким жалом…
- Был человек, а станет просто местным жителем.
- Вот Карфаген отстроен в прежнем блеске,
- И, заприметив мой унылый вид,
- На перекрестке добродушный полицейский
- Мне штраф назначить за проступок не спешит…
- И блюз – от слова «blue», печаль – от слова «чаять»,
- До времени не знал, покамест был глухим,
- И угадать не мог, что бога повстречаю,
- Когда его я имя заменю твоим.
- Но ты не пишешь, и в твоём молчании
- Не пляшут больше раненые птицы,
- На горизонте тёмным очертанием
- Пустыня не явит свои гробницы.
- И травы не шумят под сводом белой ночи,
- Не слышу больше скрежета ветров,
- В безмолвии на гвозди заколочен
- Твой посреди чащобы одинокий кров.
- И едут на Урал за каменным углём
- Товарные составы через мхи, болотины,
- С которых мы тобой наверное не сойдем
- На полустанке ветхом под табличкой «Родина».
- Её, страну, которой, может, вовсе нет в природе,
- На барахолке выменял на что-то пьяный вор,
- Народных песен не поёт никто в народе,
- И непевучим стал обычный разговор…
- Но как бы отыскать избушку у реки,
- Часовню на холме, одетую в сирень?
- Но Китеж-града звоны близки-далеки,
- Да и в бюро находок неприёмный день…
- Твой сад не заскрипит во мне калиткой,
- И тихим птицам не спою я нежных песен,
- Но будет по камням моя блуждать кибитка,
- И лишь извозчик будет вечно пьян и весел.
- Любя тебя, благословлял и палача,
- Любил тирана, всякое уродство,
- Ведь если мир увидеть с твоего плеча,
- То с веком Золотым во всём заметно сходство.
- И Кострома была привычно на-Амуре,
- Ростов – на-Темзе, а Нью-Йорк на Керженце.
- И было зло всегда нескладно и понуро,
- Пока созвездия читал в твоём лице.
- Что не случилось, то придёт тревожным сном…
- Кому спасибо, что была ты так светла
- И что на паперти забытого Христом,
- Хоть на мгновение, но всё-таки спасла?