Читать книгу Мир и мы. Стереть стереотипы онлайн
Ловушка Азии
Сказанное заставляет пристальнее всмотреться в китайскую версию глобального политического проекта. Хотя Япония и Корея раньше вышли на мировой рынок, именно она на Дальнем Востоке является основной, так как их культуры вторичны по отношению к ней и обладают, используя терминологию В. И. Вернадского, о. Павла Флоренского и П. Тейяра дё Шардена, меньшим энергетическим напряжением.
Традиционная политическая идеология Китая двойственна. Так, она постулирует, что только Поднебесная и её народ имеют мандат свыше на управление миром, остальные же должны довольствоваться благом подчинения. Её носители находят ей оправдание и в устойчивой самобытности своей цивилизации в течение тысячелетий и в стремительном окитаивании всех захватчиков, пытавшихся поначалу навязать стране чуждые ей правила. Эти догмы, с одной стороны, погружают Китай целиком в рамки классической восточной модели. И объясняют, почему марксистская идея мировой революции и всемирной республики легко адаптировалась к древнейшему обществу.
Однако, конфуцианство настраивает политика и на предельный прагматизм, что позволяет синологам называть Поднебесную Римом Востока. Благодаря практичности, сепаратизм и цивилизационный оползень XX в. вызвали тут не крушение государственности, но переход к прагматике Дэна. Подобно японскому мессианизму в 45-ом, идеология была отодвинута в сферу сугубо домашнего употребления.
второй парадокс
Пекин уже de facto оседлал Запад его же средствами. Ибо тот не в силах оторваться от собственных материальных затрат и прибылей. Если же вспомнить о том, что власть должна опираться и на силу, то китайские армия и военная промышленность, в том числе в области высоких технологий, делают в последнее время поразительные успехи.
третий парадокс.
Неотъемлемая часть прагматизма ханьской культуры заключается в том, что в ней ничто окончательно не отвергается и не забывается, просто как бы засыпает до срока. Да и время в ней течёт традиционно: её прошлое находится не позади, а впереди. Ради реформы китайцы не ниспровергают, как европейцы, основы. Но каждый раз находят для неё оправдание в той или иной традиции из любого пласта своей многотысячелетней истории. Так было всегда. Ничто не изменилось и ныне.