Читать книгу Три Анны онлайн

Идя сюда, он с замиранием сердца сравнивал её с молодой берёзовой листвой, нежным облаком окутывающей стройные стволы, облитые солнцем. Именно берёзкой ему и виделась русская девушка: белокожая, длиннокосая, гибкая, но не ломающаяся под напором суровых ветров с севера.

Ему была нужна именно такая подруга и, направляясь в дом Веснина, Алексей твёрдо решил, что добьётся Аниной взаимности во что бы то ни стало.

С того дня, как на дороге к Ельску был ограблен нарочный с казной для настоятеля Успенского собора, недели без дурных вестей не проходило.

Сперва пошёл слух, что у порогов перехватили купца Ситникова с большой суммой денег – барыши отобрали, а самого в реку кинули. Едва жив остался. После этого пощипали помещицу Окунёву, ехавшую в Олунец покупать дочери фисгармонию. Сто рублей взяли. Тут, слава Создателю, без рукоприкладства обошлось, но Окунёва так напугалась, что дара речи лишилась. Говорят, лежит нынче на кровати, глаза пучит, а ни слова произнести не может.

Только и молвит, что «тыр» да «пыр».

Третьим обокраденным оказался диакон Никольской церкви, что спешил на торги за свечами да ладаном. Ради церковного сана, отца диакона не пощадили: хватили дубиной по голове и с телеги выкинули.

И так хитро злодеи свои чёрные дела обделывали, что никто из пострадавших не мог сказать, сколько разбойников на них напало. Ситников говорил, что тать один был, Окунёва два пальца показывала, но с неё теперь какой спрос, а отец диакон и того сказать не мог, потому как десять дней пребывал в беспамятстве.

Ельск гудел словно улей, распотрошённый охочим до сот медведем. Мужики рядились на дороге посты выставлять, капитан-исправник отбивал в губернию депешу за депешей, вдоль леса рыскал сам полицейский пристав с урядниками, а бабы выставляли из сараев острые вилы, на случай если придётся без мужика в доме оборону держать.

Вся эта кутерьма пролетала мимо Аниного сознания, оставляя в нём лишь лёгкий след, наподобие того, какой оставляет на воде крупная рыба.

Она негодовала на свою беспечность, ругала себя за жестокосердие и чёрствость, но как только стихали пересуды о преступных событиях, мигом погружалась в неясные грёзы, разбуженные словами Алексея Свешникова. То Аня представляла себя учительницей в школе, то сестрой милосердия, помогающей раненым, то доброй самаритянкой, посещающей тюрьмы, где томятся невинно осуждённые. Её душа, истомившаяся за долгие годы в пансионе, а нынче запертая в четырёх стенах, настоятельно требовала действия.