Читать книгу От фонаря онлайн
Избыток чуткой независти.
Приехав на конечную остановку «Автобусный вокзал», прохожу мимо зеркал в зале ожидания и в одном из них вижу в отражении человека; быть может, сумасшедшего, из тех, что живут на вокзалах. Замираю и опять на секунду проваливаюсь.
- Человек у зеркала неизгладимый
- всматривается, но не в себя,
- бегают зрачки, – там белый, нелюдимый
- свет стоит неоновый слепя, —
- в зеркале он паникует, ищет
- тех, кто перешел на ту
- сторону и там растаял, кличет
- хоть кого, и крупные зрачки кричат «Ау!».
Фонари зажгутся еще не скоро. Зачастую я приезжаю в этот район много раньше. Иногда дома тоскливо.
Сажусь на скамейку и снова берусь за газету. В передовице – изображение политического лидера соседней страны, и, словно в продолжение неведомого стихотворения, влетает строка: президент страны подернут плесенью… Президент страны подернут плесенью…
Невозможно читать, когда в голове бьется залетевший в нее ритм… В зале тоже все мелькает, вечернее солнце выдвигает и задвигает ломаные плоскости света…
«В Москве приостановлена работа сети китайских ресторанов, в которых под видом баранины подавали мясо убитых бродячих собак, сообщила в понедельник пресс-офицер управления по борьбе с экономическими преступлениями ГУВД столицы Ирина Волк».
Время между собакой и волком.
«По окончании футбольного матча тренер проигравшей по вине арбитра команды сказал: „Есть Божий суд, наперсники разврата“».
В криминальной хронике пишут, что в зале суда бегал солнечный зайчик. Подсудимого на выходе во двор убил снайпер, засевший на чердаке дома напротив, а один из свидетелей потом догадался, что зайчик был, скорее всего, отблеском оптического прицела.
Я думаю о таком непостижимом призвании солнечного зайчика и вновь принимаюсь за рассказ.
«Он зашел через пару недель после ее примирительного звонка. В кухне стояла елка, редкая и покосившаяся, с наброшенной нисходящими кольцами „дождевой“ шалью, несоразмерно большой и тяжелой для такого скелета, и от небрежности и нищеты этого одеяния у него перехватило горло. Он хотел было сказать, что „пора выбросить“, но удержался и от слов, и от кривой усмешки, которая стала бы слишком точным отражением праздника, наверставшего себя, вероятно, уже после Нового года и виновато притулившегося в углу. Набирая в чайник воду, он словно бы услышал, как в ответ на его непрозвучавшие слова она спрашивает: „Как же я выброшу – вот так вот и понесу по лестнице, а она будет колоться и осыпаться?“ „Да, осыпаться и колоться, – проговорил он вслух, ставя чайник на плиту, – осыпаться и колоться», – и увидел себя в спину спускающимся со штукатурным царапающим шорохом во двор, мимо чугунной двери на первом этаже, за которой обитал, по ее словам, эскорт-сервис, чтобы упокоить елочный прах на подзаборном снегу, „осыпаться и колоться“, но он боялся сделать шаг в сторону от прозрачной холодности все еще льющейся из крана воды и больше ничего не сказал,»