Читать книгу От фонаря онлайн


Захожу в соседнюю булочную и за чашкой кофе отчетливо проявляю летний оригинал только что увиденного.

  • Как он прикуривает, как, изголодавшись
  • по никотину, втягивает дым,
  • слегка подавшись
  • вперед и скрючившись. Неизгладим!
  • Как в мозговую косточку въедаясь жизни,
  • смакует сладостное вещество, —
  • и свет пятнистый,
  • пробив листву, сбегает на него.

Пространство обитания как точечный ритм поляны, с пчелами, вверченными в сердцевины цветов. Вот она, единая практика поля. Странно, что до сих пор нет единой теории.


И тут же я вернулся к своему раздумью в купе того поезда. «Сначала ввязаться – а там посмотрим…» Это знал Наполеон, которого любил цитировать Кафка: «Недалеко пойдет тот, кто с самого начала знает, куда идти». Так бывает у гениальных писателей. Так начинает свою фразу Гоголь – шагом в неизвестность. Только в энергии безрассудного слова может возникнуть литературное открытие, меняющее человеческий состав говорящего, потому что возникает в нем, но помимо него, без его участия, как действие. Тогда письмо перестает быть всего лишь словами. Интуиция гениального писателя это знает и «провоцирует» себя на объективность: на проникающий толчок извне. Большой риск – и Гоголь тому пример.

И просто в жизни: гений сначала делает шаг, а потом оказывается, что это судьба, что это не только случайно, но и необходимо. И те, кто утверждает, что Б. мог избежать изгнания, а П., допустим, дуэли, не понимают природу гения или объясняют ее своей, в которой случайность оборачивается (на вялых скоростях) неряшливостью, но никогда не становится свободным проявлением необходимости. Приятие судьбы сродни инстинкту смерти.


Не помню, о чем еще я думал тогда, сев в поезд, но помню, что мне думалось легко, что горечь и жалость не затемняли сознание, – наоборот: раскрепощали.


«Ты меня слушаешь?» Я ничего не слышал, хотя уже минут пять с ним разговаривал. В это время Эдуард прогуливается. (Он улыбался, и улыбка, подобно лодке, отплывала от его губ и плыла, плыла по воздуху, как душевное благодеяние… Всераспространяясь… Прозу можно начать только от безысходности: зачем начинать то, что и так всем доступно? – успел подумать я напоследок и вынырнул.) «Я с тобой». Ему под пятьдесят, у него круглое лицо, но с хитроватым прищуром глаз, опровергающим невыразительную круглость: он любит соскользнуть в придуманное, в остренькое или насмешливое (с его точки зрения) словцо, и первый заразительно и безоружно смеется, какой бы чушью это ни было.